Читать книгу "Икона - Фредерик Форсайт"

Он уже собирался уйти и вернуться в свою будку, чтобы позавтракать, когда из-за груды ящиков выскочили две фигуры в матросских куртках и побежали к трапу, который вот-вот должны были поднять. Что-то заставило его крикнуть, чтобы они остановились.

Мужчины о чём-то коротко и тихо переговорили и бросились к трапу. Громов вынул пистолет и сделал предупредительный выстрел в воздух. За все три года работы в порту ему впервые довелось воспользоваться оружием, и это доставило ему огромное удовольствие. Матросы остановились.

Документы указывали, что они шведы. Младший говорил по-английски, Громов знал всего несколько английских слов. Но он достаточно проработал в порту, чтобы неплохо понимать шведский. Он обратился к старшему: «Что за спешка?»

Человек не произнёс ни слова. Ни один из них не понял его. Громов протянул руку и сорвал со старшего круглую меховую шапку. Что-то знакомое было в этом лице. Он видел его раньше. Милиционер и русский беглец смотрели друг на друга. Это лицо… по телевидению… трибуна… кричит перед приветствующей его толпой…

— Я вас узнал, — сказал он. — Вы — Игорь Комаров.

Комарова и Кузнецова арестовали и на самолёте отправили в Москву. Бывшему лидеру СПС сразу же было предъявлено обвинение в государственной измене, и он оставался под следствием в ожидании суда. По иронии судьбы его поместили в Лефортовскую тюрьму.

* * *

В течение десяти дней в газетах, журналах, по радио и телевидению продолжалось всенародное обсуждение, и один за другим знатоки и учёные высказывали своё мнение.

Днём в пятницу, 14 января, отец Григорий Русаков проводил собрание «возрожденцев» в спортивном комплексе «Олимпийский» в Москве. Как и при Комарове, когда тот выступал здесь, обращение отца Григория разнеслось по всей стране; его слушали, как подсчитали позднее, восемьдесят миллионов русских людей.

Речь его была простой и ясной. В течение семидесяти лет российские люди поклонялись двум богам — диалектическому материализму и коммунизму — и были преданы обоими. Пятнадцать лет они посещали храм республиканского капитализма и видели, как осмеивались их надежды. Священник призывал своих слушателей завтра вернуться к Богу своих отцов, пойти в церковь и молиться, чтобы Бог указал им путь.

Иностранные обозреватели долго придерживались мнения, что после семидесяти лет коммунистической индустриализации русские в основном стали городскими жителями. Это было ошибочным убеждением. Даже зимой 1999 года более пятидесяти процентов россиян все ещё жили в основном тихо и незаметно в маленьких городах и деревнях в сельской местности, раскинувшейся от Белоруссии до Владивостока, занимая десять тысяч километров в длину и охватывая девять часовых поясов.

И на этой земле существовало сто тысяч церковных приходов, входящих в сотню епархий православной церкви, и каждый имел свою большую или маленькую, с луковкой-куполом, приходскую церковь.

И в эти церкви морозным утром в воскресенье, шестнадцатого января, устремились семьдесят процентов русских людей, а с амвона приходский священник читал письмо патриарха. Ставшее позднее известным как «Великая энциклика», это письмо было самым ярким и впечатляющим посланием Алексия Второго. Оно было одобрено закрытым совещанием митрополитов на предыдущей неделе; хотя голосование и не было единогласным, но зато убедительным.

После утренней службы русские отправились на избирательные участки. Из-за огромных расстояний и отсутствия электронной техники в сельских районах на подсчёт голосов ушло два дня. Из действительных бюллетеней шестьдесят процентов были «за», тридцать пять — «против».

20 января Дума приняла и утвердила результат выборов и внесла два предложения. Первое: продлить временные полномочия Ивана Маркова на период до 31 марта. Второе: образовать конституционный комитет для выработки закона на основании результатов референдума.

20 февраля исполняющий обязанности президента и Российская Дума направили предложение принцу, проживающему вне России, принять титул и обязанности, в рамках конституционной монархии, царя Всея Руси.

Через десять дней российский авиалайнер после долгого полёта приземлился в аэропорту Внуково.

Зима отступала. Температура поднялась до семи градусов выше нуля, и сияло солнце. Из берёзовых рощ и сосновых лесов, окружавших маленький аэродром, предназначенный для специальных рейсов, веяло влажной землёй и пробуждающейся природой.

Перед зданием аэропорта ожидала большая делегация во главе с Марковым, в неё входили спикер Думы, лидеры всех крупных партий, начальники штабов и патриарх Алексий Второй.

Из самолёта вышел призванный Думой пятидесятисемилетний принц английского дома Виндзоров.

* * *

Далеко на Западе, поблизости от местечка Лэнгтон-Мэтраверс, сэр Найджел Ирвин, расположившись в бывшем каретном сарае, наблюдал за церемонией по телевизору.

На кухне леди Ирвин мыла посуду после завтрака, что делала всегда до прихода миссис Мойр, убиравшей в доме.

— В чём дело, Найджел? — спросила она, выливая мыльную воду в раковину. — Ты никогда не смотришь телевизор по утрам.

— Кое-что происходит в России, дорогая.

Это было, подумал он, невероятно. Он руководствовался своими собственными принципами в борьбе против врага более богатого, более сильного и более многочисленного, используя минимальные силы; уничтожить такого врага могли только хитрость и обман.

На первой стадии он поручил Джейсону Монку завязать отношения с теми, у кого имелись основания бояться или ненавидеть Игоря Комарова, после того как они заглянули в «Чёрный манифест». К первой категории относились те, кто подлежал уничтожению русскими нацистами, — чеченцы, евреи и милиция, преследовавшая союзника Комарова, долгоруковскую мафию. Ко второй — церковь и армия, представителями которых были патриарх и самый почитаемый из живых героев генерал Николай Николаев.

Второй задачей было внедрить шпиона в лагерь врага — не для того, чтобы добывать информацию, а чтобы давать дезинформацию.

В то время, когда Монк все ещё обучался в замке Форбс, старый шпион нанёс свой первый тайный визит в Москву с целью включить в работу двух старых незначительных агентов, не использовавшихся долгое время, которых он завербовал много лет назад. Одним из них был бывший профессор Московского университета, чьё давнее увлечение разведением голубей теперь оказалось полезным.

Но когда профессор потерял работу за предложение провести демократические реформы при коммунистах, его сына также исключили из средней школы, лишив шанса поступить в университет. Молодого человека привлекала церковь, и после нескольких незначительных назначений в разные приходы его наконец взяли в качестве слуги и буфетчика в резиденцию патриарха Алексия.

Отцу Максиму Климовскому поручили совершить предательство в отношении Монка и Ирвина, выдать их полковнику Гришину. Доказать свою надёжность как шпиона черногвардейскому полковнику, главной фигуре в лагере врага, оказалось нетрудно.