Читать книгу "Блондинка. том I - Джойс Кэрол Оутс"

Мне казалось, что в ту ночь я зачала ребенка. Но я ошибалась.

Оставшийся в живых. Премьера «Ниагары»! Исторический вечер. Все уже понимали это еще до того, как в зале погасли огни. Мы с Кассом не могли сидеть рядом с Нормой Джин. Она расположилась в первом ряду вместе со студийными боссами. Они терпеть ее не могли, она тоже их ненавидела. Но таковы были правила Голливуда. С ней подписали контракт на 1000 долларов в неделю. Она подписала его, когда находилась в отчаянном положении, и потом долгие годы боролась с ними за прибавку. Но победили, разумеется, боссы. На премьере «Ниагары» рядом с Нормой сидел этот злобный мерзавец и ублюдок Зет, правда, он то и дело вставал — поздороваться с разными людьми. Жал им руки и так странно моргал при этом, точно ни хрена не понимал, на каком находится свете. Хотел понять, но никак не получалось. Будто он не в себе. Словно человек, который убежден, что у него свиное ухо, а люди ведут себя с ним так, будто вместо этого самого уха у него шелковый кошелек! Никогда этого не понимал. На протяжении всей карьеры «Мэрилин Монро», которая заработала для Студии миллионы, а получала какие-то жалкие крохи, эти типы делали вид, точно ни хрена не видят и не понимают.

В тот вечер на «Мэрилин» было красное платье в блестках, с голыми плечами и почти голой грудью. Они специально сшили для нее этот наряд, заставили надеть его. И когда она вошла в зал и пошла по проходу мелкими семенящими детскими шажками, на нее пялились, разинув рты, таращились, точно на какую шлюху. По таким случаям люди тратят, как минимум, по пять часов на макияж. Точно покойника к похоронам готовят, говорила Норма. И еще я заметил, как она оглядывается, ища глазами меня и Касса (мы-то сидели на самом верху, на балконе), и не видит нас. И выглядела она, как маленькая заблудившаяся девочка в костюме шлюхи. И все равно — выглядела шикарно. Я ткнул Касса пальцем в бок и сказал: Это наша Норма! И слова эти прозвучали как ругательство.

В зале погасли огни, и начался фильм — со сцены у водопада. И на фоне ревущего, кипящего пеной потока воды мужчина казался таким маленьким и беззащитным. Затем сработала камера — резкая смена плана. На экране появилась Норма — я хотел сказать «Роза». Конечно, в постели, где ж еще!.. Голая и прикрытая одной простыней. Она давно проснулась, но притворялась спящей. На протяжении всего фильма эта самая «Роза Лумис» делает одно, а притворяется, что другое. И публика покупается, верит ей, все верят, за исключением ее гребаного мужа. А сам этот парень — какой-то псих, ветеран, бывший вояка. Патологический случай. И его жалко, но зрителям на него чихать. Все только и ждут, когда «Роза» снова появится на экране. Она так сексапильна, она воплощение зла и порока. Куда до нее Лане Тёрнер!..

Вообще, вспоминая потом эту «Ниагару», ты вдруг понимал, что там всего одна постельная сцена, где все были голые. Когда ее снимали? В 1953-м?.. Вроде бы так, и оторвать глаз от Нормы, то есть «Розы», было невозможно. Мы с Кассом смотрели эту «Ниагару» раз десять, если не больше… Потому что Роза была нами. Жестока по-своему, как жестоки мы. Полное отсутствие морали, как у младенца. Только и знала, что смотреть на себя в зеркало. Да каждый бы смотрел, если б выглядел, как она! И еще она все время поглаживала себя, она была влюблена в себя, вот что! Как и мы! Но почему-то считается, что это плохо. А уж эти постельные сцены, просто удивительно, как их пропустила цензура. Она раскидывает ноги, и, готов поклясться, прямо так и видишь ее блондинистую писюльку через простыню. Пялишься на нее, будто тебя околдовали. А одно ее лицо чего стоило… да на нем прямо нарисована эта ее штучка! Влажные красные губы, язычок. И когда Роза умирает, фильм умирает вместе с ней. Но умирает она, надо сказать, очень красиво. Я едва не кончил прямо в штаны. И это была та самая девочка, наша Норма, которая даже трахаться толком не умеет. Ты делаешь за нее девяносто девять процентов работы, а она только и знает, что пищать: «Ой-ой-ой!» Но в кино «Мэрилин» знала в этом толк. Точно трахалась с этой самой камерой, а мы наблюдали за всем как посторонние.

Примерно в середине фильма, когда Роза издевается и смеется над своим мужем потому, что у него не встал, Касс вдруг и говорит мне:

— Это не Норма. Это не наша маленькая Рыбка.

И он, черт подери, был прав! Роза была совершенно незнакомой нам женщиной. Да мы таких вообще никогда не видели! А люди, дураки, до сих пор думают, что «Мэрилин Монро» играла саму себя. И про каждый новый фильм, в котором она снималась, они долдонили одно и то же:

— Эта шлюха совершенно не умеет играть. Играет саму себя, вот и все.

Но она была прирожденной актрисой. Если хотите — гениальной! Если, конечно, верите, что таковые существуют. А все потому, что Норма не знала, кто она такая, вот и пыталась заполнить эту пустоту. И всякий раз, в каждом новом фильме, изобретала себе другую душу. Другие люди, они, может, тоже пустые, как мы, к примеру. Может, даже вообще у всех души пустые, но одна только Норма это знала.

Такой была наша Норма Джин Бейкер. Такой мы ее знали. Когда были «Близнецами». До того, как она предала нас. А может, наоборот, это мы предали ее. Но это было очень, очень давно, когда мы были совсем молодые.

Счастье! И пришло оно не на следующий после премьеры «Ниагары» день, а несколько дней спустя, утром. Когда Норма Джин, плохо спавшая на протяжении целых месяцев, проснулась после глубокого и спокойного сна. Причем обошлось без волшебных пилюль Касса. И ей снились такие удивительные сны! Совершенно феерические сны! Роза умерла, но Норма Джин в этих снах была живой.

— Мне же обещали, что я буду жить вечно!

Она была здоровой и живой молодой женщиной, высокой и сильной, подвижной, как прирожденная спортсменка. И не с постыдной, вечно кровоточащей щелкой между ног, но с прекрасно развитым и ненасытным половым органом.

— Что это? Кто я? Я так счастлива!

Во сне ей разрешили смеяться. Бегать по пляжу босиком и смеяться. (Что за пляж?.. Венис-Бич? Но только не теперешний Венис-Бич. Венис-Бич из давнего прошлого.) Там была бабушка Делла, и ветер трепал ее волосы. Как же громко и заразительно умела смеяться бабушка Делла — Норма Джин уже почти забыла… А эта штучка между ног Нормы Джин, может, и у бабушки Деллы тоже есть такая? И не мужской член, и в то же время не то чтобы и женское влагалище. И называлась эта штука просто: «Это я. Норма Джин».

Она проснулась и поняла, что смеется. Было еще рано, всего 6.20 утра. Этой ночью она спала одна. Совсем одна в широкой постели, и она скучала по своим мужчинам, но потом заснула и во сне уже ничуть по ним не скучала. Касс и Эдди Дж. не вернулись… откуда? С какой-то вечеринки, то ли в Малибу, то ли в Пасифик-Пэлисэйдс. Норму Джин туда не приглашали. А может, приглашали, но она отказалась ехать. Нет, нет, нет! Ей ужасно хочется спать, и спать она будет без волшебных пилюль. И она крепко спала, и проснулась рано, и все тело было словно пронизано бешеной энергией и силой. О, она была так счастлива! Она плеснула в лицо холодной воды и сделала разогревающую гимнастику, как ее учили в актерской школе. Затем ряд танцевальных, тоже разогревающих упражнений. И чувствовала себя молоденьким жеребенком — так и хотелось побегать и порезвиться. Она надела толстые носки, кроссовки, мешковатую фуфайку. Заплела волосы в две тугие короткие косички. (Вспомнила, как перед какими-то соревнованиями в школе в Ван-Найсе тетя Элси тоже заплела ей косички. Чтобы длинные кудрявые волосы не лезли в лицо.) И вышла на пробежку.