Читать книгу "Ветеран Армагеддона - Сергей Синякин"

Но прилавки ломятся от своего и импортного спиртного, да еще многие гонят самогон, а сердобольные братья из солнечных республик, обосновавшись в нашем доме, травят хозяев техническим спиртом, который до нужных кондиций разбавлен водой и для приличия разлит в грязные бутылки с криво наклеенными этикетками фирменных напитков.

Борьба бесконечна, это маленькая война, которую красноглазый зеленый змий ведет с населением нашей страны и в которой, похоже, одерживает убедительную победу. Но русского человека возможность поражения не устрашит. Русский человек привык к страшилкам. Держа бутылку в одной руке и стакан в другой, он хладнокровно слушает эти страшные слова и произносит тост, чтобы этого не случилось.

И пока мы пьем, все мечты о светлом коммунистическом, а равно как и о светлом капиталистическом рае, даже просто о нормальной человеческой останутся бесплодными мечтами наших руководителей. Пока мы пьем, будут существовать темные «сучьи кутки», обшарпанные притоны, а на ночных улицах нормальных людей будут встречать опухшие небритые рожи с неизменным вопросом: «Слышь, дай рупь! На опохмелку не хватает». И будьте уверены, что если вы ему откажете, он из вас этот рубль вытрясет, возможно вместе с жизнью.

Я не призываю всех и сразу записаться в трезвенники — это так же невозможно, как встретить в лесу Бабу Ягу. Сам далек от праведного образа жизни.

Но быть может, каждому пьющему и выпивающему человеку стоит просто остановиться, посмотреть по сторонам. Потом осторожно заглянуть в зеркало и убедиться, что печать деградации еще не затронула его благородного чела, и все это просто досужие выдумки умников, которые предпочитают сидеть с книгой, вместо того чтобы, как и подобает настоящему мужику и русскому богатырю, перед выходом в свет хлопнуть пару граненых стаканов или на худой конец влить в себя ведро пива?

А может, руководству нашей страны надо просто признать, что битву с зеленым змием мы уже проиграли, — последние из когда-то крепкого воинства уже лежат около колес вверенного им трактора «Беларусь», зажав в руке стакан, или просто, покачиваясь и шатаясь, глядя на мир бессмысленными ничего не видящими глазами, идут в никуда.

И зачем мы такие кому-то нужны? Вот такие — разуверившиеся, усталые, погрязшие в грехах и потреблении, лишенные идеалов, не знающие пути?

А главное — что мы будем там делать такие, среди звезд, где бессмертна душа?

Гнать самогонку из левоспиральных фотонов? Или вечно вариться в котлах? Но физическую боль чувствует тело, душе требуются иные мучения.

Отсюда следует единственный вывод — мы будем лежать смирно под крестами и обелисками, нас не потревожат трубы ангелов и глас Божий — мы уже испытали рай и ад на земле, нас ничем не удивить, а праведникам вечная жизнь будет не наградой, а наказанием.

Вот построили дома прощания — тихо, прохладно, покойник смирно лежит в гробу, все ходят с печальными лицами, пахнет тленом увядающих цветов, а на экране демонстрируются фотографии покойника. На них он еще жив, на них он не думает о смерти — произносит тост за жену, держит на руках ребенка, тащит из воды одуревшую щуку или просто смотрит на вас живыми глазами.

«Безвременно покинул наш мир после продолжительной и тяжелой болезни».

Разве это не фарисейство?

Поневоле настраиваешься на мысль — а что будет после тебя, что скажут о тебе, как ты жил на белом свете. О покойниках говорят либо хорошо, либо молчат.

Как говаривал один знакомый грузин: «Жизнь прожить — не чахохбили скушать». Ты был прав, Анзор. Скушать чахохбили проще.

Отец никогда не учил меня жить правильно, он учил меня жить достойно. Это куда более объемное понятие, потому что жить достойно и значит — жить правильно. Простые правила, библейские заповеди — если бы мир и в самом деле жил по ним, на Земле бы давно наступил золотой век.

Увы!

Терпеть не могу либеральных интеллигентов.

Раньше к интеллигенции относились инженеры, учителя, библиотекари, доктора и кандидаты разнообразных наук, серьезные читатели. Была у нас рабочая и крестьянская интеллигенция. Теперь их нет. Сейчас все они низведены до маргиналов. Представители московской и питерской тусовок присвоили себе право говорить от имени всего народа.

Они никого не любят, кроме самих себя, они обожают свое отражение в зеркале. Они с легкостью необычайной могут покинуть свою страну, если что-то в ее развитии им не понравится. Потому что страна им до лампочки, у них нет Родины. Они граждане мира, а потому им наплевать на эту страну — они молятся на иные идеалы.

Не могу представить себе отца, уезжающего за границу.

Да и сам я никогда не смог бы уехать, разве что моя Россия откажет мне в своей материнской любви.

Долгое время я вел заочные разговоры с отцом. Мы спорили, соглашались друг с другом, обменивались оценками происходящего в мире. Мы понимали друг друга.

Отец относился к той высокой интеллигенции, которой не стало, которую смел и смял вал вальяжных ничтожностей, присвоивших себе право говорить от имени остального населения.

В один прекрасный день отец мне не ответил.

Я вдруг понял, что отец ушел окончательно. Опоры не будет. И тогда я попрощался с ним еще раз. Прощай! Хотелось бы встретиться. Но за последней чертой — пустота.

Мы продолжаем жить, а родственники, друзья и знакомые постепенно уходят. Зачем жить долгую жизнь — ведь обязательно окажешься в одиночестве?

Сто лет или около того — срок достаточный для того, чтобы мы совершили предначертанное, чтобы мы испытали все радости и все горести. Уставшие от забот, мы все-таки покидаем этот мир. Все правильно, так и должно быть. Вечность — это не для человека. Ты взошел на корабль, совершил плавание

Время подходит. На лес, на луг лег пухом снег Ну что, мой друг? Окончен бег? Ты помнишь день? Ты помнишь старт? А что теперь? Теперь ты стар. Тебе обидно? Забудь про боль. Ты — бывший лидер, теперь ты — ноль. Да, с мокрой майки твой номер снят, а юных стайки тебя теснят. Ты встал у кромки. Не двадцать лет. Для прежней гонки причины нет. Неторопливо скользя по льду, шепнешь ты бездне: — Ну все! Иду!

А все-таки мы прожили неплохую жизнь. Нам нечего стыдиться, папа. И пройденного нами пути у нас никто не отберет.

С радостным криком врывались мы в жизнь. Со вздохом разочарования покидаем его. Пусть другие продолжают путь, возможно, им предстоит понять истину, на которую мы так и не нашли ответа.

Зачем мы жили на Земле?

Все-таки обидно уходить.