Читать книгу "Серебряная кровь - Рейчел Хартман"

Вскоре Абдо ушел, поклонившись Глиссельде и пожав руку Киггзу. Они пожелали ему удачного путешествия. Когда пришла пора прощаться с ним, на мои глаза навернулись слезы. Я долго обнимала его в тишине, и он сказал в моей голове: «Я буду не так уж далеко от вас, мадамина Фина. Нельзя пройти через все, через что прошли мы с вами, и не оставить по пути частичку себя».

Я поцеловала его в лоб и выпустила из объятий.

Бланш при помощи квигутлов починила переговорное устройство Глиссельды, и мы наконец связались с ардмагаром Комонотом. Он добрался до Керамы, но не без трудностей.

– Враг превосходил нас числом в два раза, – рассказывал он, – но вы не представляете себе, как бились эти изгнанники! Они вложили в сражение свои чувства. Никогда не видел ничего подобного. И в какой-то степени нам повезло. Я добрался до Глаза Керамы – это огромный амфитеатр в небе, где заседает Кер, – и занял Опаловый офис. Бои вокруг нас стихли. Стоило Старому Арду увидеть, что я сделал, как они вспомнили, что драконы – это нечто большее, чем следование зловредной идеологии, направленной против людей. У нас есть традиции и протоколы, четкий порядок действий. И порядок престолонаследия гласит: можно защищать себя законом или когтями. Больше никаких трусливых махинаций и дорогостоящих войн.

Он окончил войну. Киггз и Глиссельда от всего сердца его с этим поздравили. Его ждали месяцы – а может, даже годы – споров и обсуждений: нужно ли полностью уничтожать институт Цензоров; как ввести изгнанников в жизнь Танамута; должно ли избирать ардмагара и как-то ограничивать срок его власти. Но Комонот радовался этой перспективе:

– Не важно, сколько времени на это уйдет. Мы ведем обсуждения, а не перекусываем друг другу глотки. Это точно перемена к лучшему.

Я рассказала ему о состоянии Ормы, и он сразу посерьезнел.

– Может быть, Эскар догадается, каков спусковой крючок для его воспоминания-жемчужины, – тихо проговорил он. – Но она сможет прилететь к вам только через несколько месяцев. Она передает воспоминания своему будущему яйцу, но как только она его отложит, сможет делать, что захочет.

Глиссельда бросила на меня недоуменный взгляд, не зная, как реагировать на эту новость.

– Я рада за вас, ардмагар, – сказала я, – хотя немного опечалена за дядю.

– Меня еще рано поздравлять, – мрачно сказал старый саар. – Я посматриваю, как идут дела у порфирийских птенцов. Боюсь, чтобы воспитывать детей, недостаточно просто кусать их за загривок. И, Серафина, – добавил он, – я услышал, каким тоном ты сказала предыдущее предложение, и понял, что он противоречит твоим словам. Вот каким прозорливым и чувствительным я стал.

Я закатила глаза перед Киггзом и Глиссельдой.

– И? – спросила я.

– И тебе не нужно бояться за дядю, – проговорил он. – Эскар исполнила свой долг в Танамуте и снова сможет вернуться к Орме, как только появится возможность. Раньше я бы строго ее за это осудил и отправил на отсечение памяти. А теперь я лишь поражаюсь тому, как много могут вместить наши сердца.

Киггз и Глиссельда поженились еще до конца года.

Мы втроем решили, что свадьба необходима, но, я думаю, у каждого из нас были свои причины. Глиссельда не могла вынести мысль о том, чтобы выйти замуж за кого-то другого: если ей нужно было заключить брак, то исключительно с ее милым старым другом, который знал ее лучше всех на свете и соглашался, что союз нужен только лишь в политических целях. Что касается Киггза, можно сказать, что он уже был женат – на Горедде. Его бабушка хотела, чтобы кузены правили вместе: это был вопрос долга и чести, и к тому же я убедила его, что не возражаю.

Это может показаться странным, но я и правда не возражала. Мы трое знали, кем приходимся друг другу. Мы планировали, обговаривали и создавали свой собственный жизненный путь, и это было только наше дело и ничье больше.

Глиссельда оказалась, в некотором смысле, настоящей приверженкой традиций: свадьба должна была включать в себя шикарный ночной пир, службу в соборе, свадебное путешествие и так далее. Она хотела типичную гореддийскую свадьбу, которая стала бы первым праздничным залпом нового правления и мирной эпохи.

Ночной пир представляет собой именно то, что сразу приходит в голову: он длится всю ночь. Мы начали с праздничного ужина, потом пришла пора увеселений, затем – танцев (когда ужин успел немного перевариться), за которыми последовали новые развлечения и стратегический сон (а также пылкие уверения, что никто и не думал засыпать), и наконец, когда солнце поднималось над горизонтом, состоялась торжественная церемония в соборе Святой Гобнайт.

Разумеется, я занималась увеселительной программой. Вернуться к старой работе было странно, но было в этом что-то успокаивающее. В течение вечера я играла на флейте и лютне, дважды скромно танцевала со своим принцем.

Чего я не ожидала, так это молчаливого трепета толпы. Люди с особым интересом следили, когда я играла и танцевала, а также собирались вокруг меня молчаливым кружком, чтобы посмотреть, как я пью прохладительные напитки и пытаюсь незаметно поправить платье.

Все эти люди что-то видели. Я слышала, что даже те, кто прятался в тот день в тоннелях, могли видеть свет Пандовди и чувствовать рокот его голоса. Мы бросили камешек в воду, и от него только начинали расходиться круги.

Я ехала в одной карете с дамой Окрой.

– Что-то ты слишком радостная, – проговорила она с тщательно выверенной небрежностью. – Джаннула не захватывала тебя, поэтому ты не знаешь: ее сознание иногда протекало в наше. Она знала, как ты относишься к принцу.

– Об этом знают все итьясаари? – спросила я. Новости встревожили меня меньше, чем она, возможно, надеялась.

Она пожала плечами, и по ее лягушачьему лицу растеклась усмешка.

– Возможно. У меня только один вопрос: как ты относишься к тому, что от королевы Глиссельды ждут наследника?

Удивительно, но ее бестактность – то, как спокойно она ее произнесла – окончательно меня успокоила.

– Проведем долгое собрание, на котором Киггз будет страдать, а Глиссельда – его дразнить. Обычно порядок таков.

– А ты? – спросила она, бросив на меня хитрый взгляд. – Что будешь делать ты?

– То же, что и обычно, – сказала я, внезапно осознав, как все обстоит на самом деле. – Я буду тянуться к ним и служить мостиком между их мирами.

Никто из людей не является чем-то одним – внутри миров есть другие миры. Те из нас, кто может пересекать такие границы, одновременно благословенны и обременены тяжким грузом.

Я вышла из кареты на солнечный свет и слилась с толпой. На моем лице была улыбка. Я вступала в этот мир.

Эпилог

Мои новые покои раньше принадлежали матери Сельды, принцессе Дион. Обстановку в спальне полностью изменили, но я никому не позволила прикасаться к гостиной: мне нравились темные панели и тяжелая резная мебель. Сельда настояла, чтобы я взяла клавесин, который когда-то украшал южную террасу, и я не смогла устоять. Он странно смотрелся в этой комнате, но нужно же было хоть как-то занимать пространство?