Читать книгу "Барселона. Проклятая земля - Хуан Франсиско Феррандис"

Арженсия и Года помолились перед могилой Нантигиса на кладбище при старой церкви в форме греческого креста, а потом начался пир, который будет продолжаться весь день и всю ночь. Сервы Годы и сервы из «Миракля» бегали с лоханями воды, омывая руки гостям. Для каждого из приглашенных была приготовлена своя миска, своя ложка и свой ножичек; еду брали, как положено, тремя пальцами правой руки.

Элизия в последние недели трудилась не покладая рук, однако в этот день Года пожелала усадить ее за свой стол, и хлопотунья нарядилась в синее платье с белым поясом. Она помыла и распустила темные волосы и сияла красотой. Элизия улыбалась, но ничего не могла с собой поделать и краем глаза продолжала следить за прислугой. Таков был ее способ не думать об Изембарде, от которого перестали приходить вести. Жорди узнал от главного судьи, что капитан повел свое пограничное войско на Тенес, чтобы потребовать выдачи Гали, но Берте он этого не сказал: до родов оставалось всего четыре луны, а жена Изембарда и так уже пережила много страданий.

Беспокойство на лице Элизии не укрылось от Годы. Дама придумала, как помочь подруге. Когда закончится праздник, она потребует, чтобы Фродоин расторг ее брак с Гали. Претендентов на руку хозяйки «Миракля» хватало, и Годе больше всех нравился капитан Ориоль, всегда такой внимательный к Элизии, тайно влюбленный уже много лет. Ориоль и сейчас имел бравый вид, хотя два десятилетия на службе епархии и наложили на него печать одиночества. Но сердце у капитана было доброе, Элизии с ним будет хорошо.

Сидящая рядом Берта пыталась казаться веселой. Все поздравляли ее с выздоровлением и с успехами мужа на границе, а ей самой хотелось одного – вернуться в Орлеан. Берта бросала взгляды на Элизию, любовницу Изембарда, и умирала от ревности и муки. Наивные девичьи иллюзии растаяли, но Берта оставалась супругой Изембарда перед Богом и людьми. Аристократическое воспитание заставляло ее молчать и притворяться. По поведению дамы Элизия догадалась, что она что-то подозревает, и избегала разговоров с глазу на глаз.

Гости болтали во весь голос и шумно хохотали, стараясь отогнать подальше назойливые слухи о восстании против Карла Лысого. Года тайком прислушивалась к разговорам готских старейшин, которым вино развязало языки. Если мятеж охватит все королевство, Барселоне придется делать выбор между верностью короне и покорностью франкскому графу Бернату, который обкладывает их все новыми налогами, не заботясь о судьбе Марки.

Готов объединяло ощущение покинутости, и решение следовало принимать на благо города. Единственными, кто мог помочь, были Гифре Уржельский и его брат Миро. Хотя в государственной иерархии они стояли ниже маркграфа всей Готии, братья никогда не поддержат человека, вступившего в союз с Бернатом Плантапилосой, брат которого, Гильем, убил их отца. Если барселонцы примут неверное решение, город расплатится кровью и нищетой.

А ближе к вечеру в саду появился виконт Асториус, главный городской судья и несколько стражников. Оживленные голоса разом стихли, музыканты перестали играть. Все видели, как серьезно, не по-праздничному настроены чиновники.

– Виконт, у нас здесь пиршество, – недовольно предупредила Года.

Асториус не проявил никакого уважения к празднику и предоставил судье объяснить их появление на свадьбе. Чиновник, в чье ведение входили аресты, взглядом молил Году о прощении.

– Мы должны забрать Элизию из Каркассона.

Хозяйка «Миракля» побледнела, когда взгляды всех гостей устремились на нее.

– Из замка Тенес в графский дворец был доставлен важный документ. Эта женщина совершила тяжкое преступление и будет находиться в тюрьме в ожидании суда.

Асториус выступил вперед:

– Судьи определят, подлинный это документ или поддельный, но закон на этот счет ясен, и мы действуем от имени графа Барселонского, Берната из Готии, который поклялся соблюдать и исполнять готский закон по «Liber Iudiciorum»[48], согласно которой Элизия повинна в тяжком преступлении.

По знаку виконта стражники подошли к Элизии. И тогда гости дали волю своему возмущению. Патриции и рыбаки уважали эту женщину из Каркассона, пришедшую в их город шестнадцать лет назад, совсем почти ребенком. Они видели, как она трудится изо дня в день, и гостиница «Миракль» возле циклопических колонн была гордостью всей Барселоны.

– Граф Бернат меня знает и ценит! – воскликнула Элизия, вставая с места.

Виконт улыбнулся, словно и не замечая негодующих лиц вокруг.

– Тут дело не в маркграфе, это закон, общий для всей Готии. Против вас свидетельствует дворянин Дрого де Борр.

Судья предъявил старинный пергамент, и в груди Элизии болью отозвалось воспоминание о дне, когда они с Гали нашли горшок с монетами, – вот только женщина не знала, тот ли это листок. Прежде чем судья убрал пергамент, она успела прочесть одно только имя: Гомбау. Дедушка Гали. Элизия задрожала, до сих пор не понимая, в чем дело. Года потребовала пергамент себе и, прочитав, побледнела.

– Что происходит, виконт? – спросила Элизия, предчувствуя беду. – Что я сделала?

– Твой муж ничего тебе не рассказывал?

– О чем? – Ей было трудно дышать.

– Гали на самом деле не являлся свободным человеком, он был servus fiscalis, государственный раб по имени Трасмир. И дедом его был не графский вассал Гомбау, а один из его рабов, тоже по имени Трасмир. Вся его семья принадлежала к mancipia[49]: Карл Лысый передал их графу Сунифреду в восемьсот сорок третьем году, чтобы они работали на государственной земле Вернета, что в Конфленте. Гомбау за ними надзирал. У него был сын и был внук по имени Гали. Дом, в котором сейчас помещается гостиница, принадлежал Гомбау, который проводил большую часть времени с семьей в Вернете. Когда в восемьсот сорок восьмом году Гильем Септиманский казнил графа Сунифреда, Гомбау тоже находился в Барселоне. Он боялся, что его постигнет та же участь, и с помощью верного раба Трасмира спрятал в своем доме деньги и этот документ, а потом бежал.

Элизия пошатнулась, ее поддержали стражники. А виконт уже вытащил второй пергамент, по виду свежий. Элизия узнала крест, которым расписывался ее муж.

– Гомбау хотел бежать вместе с семьей в какой-нибудь северный город. По словам твоего супруга, в лесу близ Вернета Трасмир убил своего господина, чтобы в других краях выдавать себя за Гомбау. Перед смертью он рассказал своему внуку про горшок с монетами. Чтобы завладеть и домом, и деньгами, парню оставалось только попасть в Барселону и выдать себя за внука Гомбау, которого там никто никогда не видел. Для большего правдоподобия он стал называть себя другим именем – Гали. Чего не знали дед с внуком – так это что спрятанный пергамент представлял собой официальный документ, список рабов, переданных в mancipia.