Читать книгу "Дочь Великого Петра - Николай Гейнце"

Все представлялось ему теперь в совершенно ином свете. С чувством необычайной гадливости вспоминалась ему сцена между ним и покойной теперь молодой девушкой, когда он с ее тайной в руках думал сделаться ее властелином. У него уже не было, как прежде, против нее злобы за то смешное положение, в которое он был поставлен ею. Он теперь уже считал это только ужасным возмездием за ту гнусную роль, которую он хотел сыграть перед женщиной. Он отомстил ей, отомстил женщине, он отнял у ней один из самых драгоценных даров Бога человеку — он отнял у нее жизнь.

Провидение не дало ему возможности совершить над отуманенной адским снадобьем девушкой еще более гнусное преступление. Она предстала пред Всевышним Судьей не оскверненная насилием. Она в этом смысле осталась чиста и непорочна. Грязь и позор остались только на нем, графе Свянторжецком, — тоже самозванце-графе.

Это самое самозванство теперь особенно показалось ему гнусным, преступным. Образ еврея — любовника его матери, которому он был обязан и титулом и состоянием, вырисовывался перед ним во всей его отталкивающей внешности. Деньги, при помощи которых он подготовил совершенное им преступление, проклятые деньги — деньги еврея. То чувство самосохранения, которое придало ему на первых порах силы обставить совершенное им преступление так, чтобы смерть княжны Людмилы Васильевны имела вид самоубийства, теперь окончательно исчезло. Ему даже показалось это смешным малодушием. Зачем нужно ему скрывать совершенное им дело? Разве он может скрыть его от самого себя, а между тем наказание преступника главным образом и состоит в этом суде самого над собою. Никакие придуманные людьми пытки и наказания не могут сравниться с муками, которые доставляет преступнику сознание его вины. Никуда он не уйдет от этого сознания. Чем искуснее будет скрыто преступление, тем тяжелее будет жить под его гнетом. Недаром один немецкий философ выразил это чувство метким афоризмом: «Преступник требует себе наказания». Это действительно его право, и в осуществлении этого права он находил необходимое для него удовлетворение.

Такое же состояние испытывал граф Иосиф Янович Свянторжецкий. Он уже теперь ясно и сознательно понимал, что жить с глазу на глаз с совершенным им преступлением он не будет в состоянии. Непреодолимое страстное желание стряхнуть с себя тяжесть тяготеющего над ним преступления, раскаяться, сознаться, перед кем бы то ни было, каковы бы ни были последствия такого сознания, охватывало графа Иосифа Яновича Свянторжецкого. В лихорадочном волнении провел он всю ночь без сна, переживая это томительно тягостное состояние духа.

Поздним утром созрело наконец в его уме решение — упасть к ногам императрицы и сознаться во всем. Был уже двенадцатый час дня, когда он позвонил и приказал явившемуся на звонок Якову подать ему полную парадную форму. Сметливый лакей удивленно посмотрел на бледного как смерть барина, выслушал приказание и удалился исполнять его, не проронив ни слова, не сделав даже жеста изумления.

Граф Иосиф Янович не торопился, так как знал, что императрица встает поздно и, как говорили про нее, превращает день в ночь. Быть может, такой же образ жизни княжны Людмилы Васильевны Полторацкой заслуживал вследствие этого одобрение ее величества. Одевшись не торопясь, граф сел в карету и велел везти себя во дворец.

Императрица в бытность свою в Петербурге жила большею частью в своем любимом дворце у Зеленого моста (теперь Полицейский).

Он приехал во дворец, когда государыня только что окончила свой утренний туалет и изволила кушать кофе. Граф Свянторжецкий просил доложить о нем, как о явившемся по важнейшему секретному делу. Императрица приняла его в будуаре.

— Что скажете, граф? — встретила она его, милостиво протянув руку.

Он припал к руке императрицы долгим почтительным поцелуем и вдруг опустился на колени.

— Что такое, граф? — невольно оглянулась Елизавета Петровна, не ожидавшая этого коленопреклонения.

В будуаре никого не было. Дрожащим от волнения голосом начал граф свою исповедь. Он подробно рассказал, кто он такой, его побег от отца, принятие, по воле его матери, титула графа, не умолчал даже об источнике их средств — старом еврее.

Яркими красками описал он свой восторг по поводу встречи с не узнавшей его, но тотчас же узнанной им подругой его детских игр княжною Людмилой Васильевною Полторацкой, открытие поразившего его ее самозванства, беседу с убийцей княгини и княжны Полторацких — Никитой, сцену с Татьяной Берестовой, смешное положение, в которое последняя поставила его, мучения, которые переносил он от ее кокетства, и, наконец, решение обратиться к патеру Вацлаву за его чудодейственным средством. С рыданием описал молодой человек свое последнее свидание, когда молодая девушка умерла в его объятиях.

— Я предаю, ваше величество, как ваш верноподданный, мою голову в вашу власть. Велите казнить или помилуйте!

Он стоял на коленях, низко опустив голову.

Императрица сидела некоторое время в глубокой задумчивости.

— Вы знали, что это зелье смертельно? — спросила она после продолжительной паузы.

— Знал, ваше величество, хотя патер Вацлав сказал, что если употребить небольшую дозу, то у него есть средство восстановить силы.

— А вы употребили сильную дозу?

— Меня к этому побудило признание самой жертвы, что она привыкла с самого малолетства к сильному запаху цветов. Кроме того, я сознаюсь, что действовал под влиянием страсти, я был как в тумане и только сегодня ночью окончательно пришел в себя и понял весь ужас совершенного мною преступления.

Государыня снова некоторое время молчала. Граф стоял перед ней на коленях, не переменяя позы.

— Сын моего доблестного слуги, обратившийся к моему личному суду, не может быть предан суду обыкновенному, я ваш судья, и я, в свою очередь, отдаю вас на суд Божий. Вы сегодня же отправитесь в действующую армию и дадите мне слово русского дворянина, что не будете избегать опасности. Вашей храбростью вы заслужите прощение вашего отца и его признание вас своим сыном; если же Бог пошлет вам смерть, то это будет вашей казнью. Княжна Людмила Васильевна Полторацкая никогда не была Татьяной Берестовой, она покончила с собой самоубийством в припадке безумия. Вот мое решение. Встаньте, Осип Иванович Лысенко.

Императрица снова протянула ему руку. Он припал к этой руке, обливая ее горячими слезами.

— Идите! Приказ о командировке вас в распоряжение главнокомандующего действующей армией будет изготовлен через два часа.

Молодой человек встал и, поклонившись императрице низким поясным поклоном, вышел.

Вслед за ним государыне доложили о прибытии с докладом Сергея Семеновича Зиновьева. Государыня внимательно выслушала доклад о письме тамбовского наместника. Зиновьева поразило, что государыня задумчиво-печально смотрела на него, когда он кончил, и молчала.

— Я ходатайствую перед вами, ваше величество, арестовать самозванку и убийцу, — осмелился он заговорить первый.

— Слишком поздно, — заметила императрица.