Читать книгу "Ретт Батлер - Джулия Хилпатрик"

Скарлетт взглянула на него и увидела, что глаза его сияют каким-то странным блеском.

«О Господи, как я хочу прижаться к нему, почувствовать крепость его плеча, снова оказаться под его защитой». Да, она нуждалась в Ретте, нуждалась в том, чтобы он охранял ее всегда. Она попытается вновь вернуть его себе и, возможно, ей это удастся. И как бы во власти сладостного безрассудства, она воскликнула, сжимая его руку:

– О Ретт! Ведь мы же любим друг друга, почему же мы опять не вместе?

Он повернулся и посмотрел ей в глаза, посмотрел так, что она выпустила его руку и невольно отшатнулась.

В его взгляде не было больше теплоты. Только откровенная злоба и что-то похожее на рассеянность. Потом презрительная усмешка искривила его рот. Он молча посмотрел на свои ладони и державшую их маленькую ручку и, слегка откинув голову, почувствовал вдруг смертельную усталость. В это единое мгновение он сразу постарел на несколько лет и впервые Скарлетт почудилось, будто она наконец-то увидела его по-настоящему. Он запрокинул голову и повернул к ней свой профиль еле живого человека, уже не отвечающего ударом на удар. И Скарлетт вспомнила его таким, каким увидела впервые в Двенадцати Дубах, – веселого, онемевшего перед ней мужчину до мозга костей, – и ясно представила себе, как он наклоняется к ней, губы его касаются ее губ, она закидывает руки ему на шею и закрывает глаза.

Она отчетливо понимала, что это чистое безумие, умолять его вернуться сейчас, после стольких лет разлуки, но она уже ничего не могла поделать с собой.

– Ретт, я была так одинока без тебя, так одинока, – шептала она, чувствуя, что он рядом, и это счастье. Она посмотрела на него сквозь застилавшую ей глаза пелену слез и улыбнулась. Он тоже взглянул на нее, но не ответил на улыбку. Его тяжелое, волевое лицо превратилось в маску беспредельной скорби; ни один человек не выстрадал столько и не страдал так, как он.

«Пусть она обидела меня, – подумал Ретт, глядя в ее отчаянно молящие о пощаде глаза, – но ведь я обидел ее куда сильнее. Она столько пережила из-за меня, а я не смог простить ей мимолетной слабости…» Весь дрожа от ярости и восхищения, Ретт еле сдерживал желание сказать ей что-нибудь касающееся их двоих, что-нибудь до бесконечности нежное или до бесконечности непристойное. Однако стоило ему вглядеться в нее, как здравый рассудок смыло дикой сладострастной яростью. Негодование против ее лживых выходок, досада на судьбу, которая избрала эту женщину своим орудием, чтобы мучить его – все разом поднялось в нем. Затем боль его превратилась в ярость, в жажду мести, в потребность кинуть ей окаянной, в ее напудренное личико весь свой гнев, все презрение и осуждение. И в то же самое время его жестоко и неотвратимо влекло к ней, к этой уже немолодой, но такой же страстно желанной, как и раньше женщине, на лице которой все так же две безукоризненно четкие линии бровей стремительно взлетали косо вверх – от переносицы к вискам.

Он до сих пор помнил все: травянисто-зеленое платье с темно-бархатными лентами, свисавшими с корсажа и туберозы в темных волосах, зеленые сафьяновые туфельки, яркие зеленые глаза, первые па в кадрили, ее, хрупкую и такую маленькую и беззащитную у него в объятиях на мокром песке пустынного пляжа.

– Черт возьми, – вырвалось у него, – я все еще не покончил с этим…

Ответом была тень улыбки в пристальном взгляде зеленых глаз. Все существо Скарлетт О'Хары Гамильтон Кеннеди Батлер как бы излучало женскую гордость, а в мозгу билась, как ранняя весенняя бабочка мысль: «Он мой, я могу вернуть его, если постараюсь».

– Сядь и выслушай меня хоть раз в жизни, – больно схватив ее за руку Ретт усадил ее в кресло: – Ты – мой наркотик, Скарлетт. Ты ниспослана мне, чтобы мучить меня всю жизнь. Я любил тебя так, как только может мужчина любить женщину. Я возжелал тебя с первой же минуты, сразу, как только увидел в Двенадцати Дубах, и ни одной женщины я не желал так, как тебя, и ни от одной не страдал столько, сколько от тебя. А ты, ты лгала мне, ты не любила меня. Ты как собака на сене, Скарлетт, ты хотела получать лишь то, что тебе не доступно, а, получив, бесстыдно и бессердечно топтала ногами. И как я ни старался, все было напрасно. А я так надеялся, так ждал, покорно согнув спину, пока ты заводила интрижку с этим красавцем-актером. Неужели ты не понимала, что не нужна ему. Нет, беру свои слова обратно. Будь ты даже безмозглой дурой, все равно ты пленила бы его и кого угодно – лицом, фигурой, всем…! Кому, как не мне знать это! Ты как тяжелое похмелье, Скарлетт. Но я излечился от тебя. И зря ты воображаешь, что стоит тебе только взмахнуть юбками, я опять, как верный пес, буду следовать за тобой повсюду! Я слышал, что у тебя последнее время проблемы с поклонниками, моя дорогая и несравненная Скарлетт? – Ретт язвительно посмотрел на нее. – Что сейчас наступили другие времена?

Скарлетт судорожно вздохнула, но тут же крепко стиснула зубы, заметив, что от его зорких глаз не укрылся бивший ее озноб. Грудь ее бурно вздымалась, глаза блестели. Скарлетт шумно и прерывисто задышала, усилием воли стараясь скрыть это. Она взяла с колен сумочку и поднялась.

– Очевидно, ты сейчас напомнил мне о моих годах, Ретт Батлер? Впрочем, ты всегда отличался отсутствием такта и порядочности. Да ты никогда не стоил и одного моего мизинца. Я приняла тебя из жалости тогда, после того, как ты явился ко мне, как побитый пес, не нужный никому таким…

Она смотрела, как он подступает к ней. Вот сейчас он ее ударит. Она хотела, чтобы он ее ударил. Правда, тогда все будет кончено. Разумеется, она убьет его тогда. Но он остановился на полпути. Он молчал. Он не произносил ни слова. И глядя в эти так хорошо знакомые глаза она поняла, что ее отчаянные мечты, ее безумные желания потерпели крах. Все в ней как будто омертвело. Она поняла, что ее жестокость была как бы изнанкой грусти, нелепой потребностью отомстить тому, кто ничем этого не заслужил. Но она не могла, не хотела прощать ему все эти годы томительного одиночества и позора.

– Подлец, ну и подлец же ты! – воскликнула она в бессильном бешенстве, тщетно стараясь припомнить все самые страшные ругательства, какие она знала.

– Поди ты к дьяволу! – прошипела она сквозь зубы, и ее зеленые, прищуренные от ненависти глаза сверкнули, как два узких лезвия. Скарлетт вскочила с кресла и, сгорая от стыда и ярости, повернулась к нему. Как это у нее вырвалось, как могла она так унизиться, сказав ему про свою любовь и тоску. И уже не заботясь о том, что ее могут услышать, она выкрикнула:

– Убирайся, Ретт Батлер. Я не желаю больше видеть тебя никогда. – И чувствуя, что ее хватит удар, Скарлетт бросилась вниз по лестнице.

…Ей снилось, что она увязает в болоте. Медленно, медленно она погружалась все глубже и глубже, а вокруг не было ничего твердого, устойчивого, на что можно было бы опереться, за что можно было бы зацепиться. Кто-то будто тянул ее за ноги вниз и вниз и в самый последний момент, когда отвратительная зловонная жижа должна была сомкнуться над ее головой, она вдруг почувствовала, как сильные мужские руки подхватили ее и вытащили наверх. Она подняла глаза и увидела Ретта…