Читать книгу "Фаворитка короля - Анна О'Брайен"

— Смеют, и пока что без малейших угрызений совести, — заметил Виндзор с поразительным равнодушием. — Гонт или принцесса Джоанна пришли к очень практичному решению — как осложнить вам жизнь. — Меня даже бесило то, что, в отличие от меня, он, кажется, ни о чем не волновался, открыто признав свою вину перед чиновником, который доставил ему вызов на суд. Я стояла рядом с ним, крепко держа мужа под руку, будто наглядно подтверждая его слова.

— Мне трудно это отрицать, правда? — мягко сказал он, предложив гонцу выпить на дорожку кружку эля. — Мы живем под одной крышей, делим ложе, и об этом знает всякий, кому не лень сунуть нос в наши дела. Нет никакой тайны в том, что мы женаты, так ведь, леди де Виндзор? — Он поклонился мне и добродушно усмехнулся пораженному чиновнику. С каких это пор обвиняемые стали сразу признавать свою вину?

Я лишь недовольно фыркнула в ответ.

Виндзор уехал в Лондон, чтобы лицом к лицу встретиться со своими обвинителями.

— Ждите меня в течение месяца. Если за это время я не вернусь, значит, я в Тауэре. Пришлите мне туда еды и вина! — Его теплые губы прижались к моим, но ненадолго — мыслями он уже был там, в Лондоне. — И не беспокойтесь! Ради своей безопасности, никуда не отлучайтесь из Гейнса, иначе глазом моргнуть не успеете, как вас обрядят в белую сорочку и дадут в руки распятие[106]. А этого нам не хочется, верно? — Я увидела искорки смеха в его глазах. — Разве я знаю, как воспитывать девочек? Им нужна материнская забота, нужно, чтобы мать была с ними, а не бродила босиком по берегу моря, ожидая, пока проходящий мимо корабль отвезет ее в какой-нибудь забытый богом уголок Франции! Поэтому сидите здесь и не высовывайтесь!

Что это за совет? Я вся извелась от тревоги. Дни тянулись за днями, а я только сидела дома да покрикивала на слуг; все прежние страхи ожили, я никак не могла согреться — перепуганная и невыносимо одинокая. Ползли недели, и постепенно до меня стало доходить, сколь многого меня лишили: всего, что я приобрела с таким трудом, всего, что давало мне достойное положение в обществе. Меня лишили той независимости, которой я столь сильно дорожила: каждая крошка хлеба, каждое платье, которое я могла надеть, — все это я получала лишь по доброй воле Виндзора, который в эти самые дни и минуты был вынужден бороться за свою свободу перед лицом Палаты лордов. А что я стану делать, если его упрячут за решетку? Как мне жить тогда?

Как сможет мое сердце пережить потерю Виндзора?

Мысли мои были в страшном смятении.

Отчего так происходит, что время позволяет усилиться всем нашим страхам вместо того, чтобы оживлять светлые надежды? Некогда я была уверена, что Виндзор сумеет вступиться за меня, а значит, я не буду снова страдать от одиночества. Я так была в этом уверена. Но теперь меня одолели сомнения: а что, если я ошибалась? Не предаст ли он меня, столкнувшись с угрозами парламента? Не покинет ли он меня, не оставит ли на милость Джоанны? Пообещает ли не видеться больше со мной, если от него потребуют этого в обмен на собственную свободу? Ведь никто не станет отрицать, что Виндзор всегда отличался эгоизмом, необъятным, как разлившаяся Темза.

Тянулись бесконечные дни, и я все больше утрачивала веру в будущее.

Слава Богу! Слава Богу! Через четыре недели, которые тянулись, кажется, целую вечность, Виндзор возвратился.

— Что они постановили? — набросилась я на него с расспросами, вглядываясь в его лицо и даже не пытаясь скрыть той тревоги, которая терзала меня со дня его отъезда. Я не стала ждать, пока он спешится, — выбежала во двор прямо из спальни, без покрывала, без туфель, изо всех сил вцепилась в повод коня, так что бедное животное даже попятилось и замотало головой. Я крепко держала его, морщась от боли, когда камешки попадали под мои босые ступни.

— И вам добрый день, миледи! — ответил он, усмиряя храпящего коня.

— Не томите меня, Виндзор…

— Даже не мечтайте, дайте только сойти с седла…

— Так что же? — Я отступила немного. Он спрыгнул с седла, подняв тучу пыли, отряхивая свой камзол и плащ. — Что вы мне скажете? Отчего заставляете меня ждать?.. — Страх сжимал мне горло, а кровь молотом стучала в ушах.

Он окинул меня изучающим взглядом.

— Они отказались от своих обвинений в мой адрес.

Вот так просто?

— Не верится!

— Да почему? Я же говорил, чтобы вы не переживали!

— Говорили. — Я недовольно поморщилась: в его голосе звучала такая безоглядная самоуверенность, какой могла когда-то похвастать и я. — Я так рада, Вилл… но мне все-таки не верится…

— Это еще не все!

Я вздохнула. Значит, еще не все. Ну конечно! Под ложечкой у меня опять засосало, а кровь отлила от лица.

— Говорите же. Чего они потребовали?..

— Члены парламента в своей мудрости согласились изменить свое узколобое решение относительно такой мелочи, как ваше изгнание.

— Изменили свое решение?..

— Со вчерашнего дня вам предоставлена полная свобода. А я, соответственно, освобожден от обвинений в том, что умышленно женился на изгнаннице.

Все еще сомневаясь, я всмотрелась в лицо Виндзора, стараясь отыскать подтверждения сказанному. Напрасно. Лицо его было словно высечено из камня. Он не поделился подробностями, не попытался обнять меня. Что-то стояло между нами, нечто вроде тех прочных стен, какие возводил из каменных глыб Уикхем. Виндзор чего-то недоговаривал.

— В этой бочке меда есть ложка дегтя, — сказала я, сердясь, что приходится его расспрашивать, и в то же время боясь его ответа. — Где же деготь?

— А откуда вы знаете, что он есть?

— По лицу вижу.

— А я-то думал, оно у меня непроницаемое!

Я ударила его по руке, совсем не в шутку.

— За такие вещи всегда кому-нибудь приходится расплачиваться. — Я нахмурилась. — Просто я не понимаю, как это могло получиться… Джоанна ни за что не отменила бы мое изгнание! — В этом я была совершенно уверена. Так отчего же мне улыбнулась удача?

— Налейте мне кружку эля, любовь моя, — нужно смыть яд, оставшийся после переговоров с вельможами, — сказал Виндзор и бросил поводья давно ожидавшему конюху. Потом обнял меня за талию — такое приветствие стало уже привычным и неизменно успокаивало меня. — Вот тогда я расскажу вам все до конца. Эти недели тянулись для меня долго, я соскучился по домашнему теплу и уюту.

Мне пришлось ждать, пока он опустошил целую тарелку говяжьего жаркого с лепешкой. Все это время я едва могла усидеть за столом от нетерпения, но, уже хорошо зная своего супруга, держала язык за зубами и страдала молча. Сидела за столом напротив него, не отрывая взгляда ни на миг, пока он, черт его возьми, не наелся, и ждала. Наконец он осушил кружку.

— Хотите еще эля? — спросила я с любезной улыбкой.