Читать книгу "Ведьмаки и колдовки - Карина Демина"

— Полечка, потерпи. — Брунгильда Марковна вцепилась в руку молодого мужа. — Ватрушки свежие…

— …образ варвара, который сокрыт в каждом человеке… — не замечая происходящего, продолжала вещать панна Велокопыльска. — И этот внутренний варвар возвышается над ценностями цивилизации, предпочитая пищу телесную духовной…

— Я не хочу ватрушки! — возопил Аполлон. — Я шанежков хочу!

Панна Велокопыльска повернулась к капризному поэту и, ткнув лорнетом в грудь, грозно произнесла:

— Шанежки — это неконцептуально!

— А я…

— Полечка! — Трубный глас заставил Евдокию подпрыгнуть. — Полечка, я тебя нашла!

— Мама! — Аполлон тотчас выпустил Евдокию и попятился. Он пригнулся и, кажется, стал ниже, впрочем, не настолько ниже, чтобы исчезнуть.

— Полечка! — Почтенная Гражина Бернатовна уронила пару баулов и, вытянув руки, устремилась к сыну. — Я так о тебе беспокоилась!

Посетители расступились, а панна Велокопыльска пробормотала:

— Как мило!

— Полечка, что с тобой сотворили?

— Мама, у нас перформанс!

— Полечка, я вижу, вижу… но почему ты без подштанничков?

— Подштанники — это неконцептуально! — влезла в беседу панна Велокопыльска, но лорнет убрала, ибо вид Гражина Бернатовна имела грозный, явно выдававший, что внутренний ея варвар давным-давно выбрался на волю и неплохо на ней устроился. А в варваров лорнетом тыкать себе дороже.

— Зато тепло! — ответила Гражина Бернатовна и потянула Полечку к баулам. — Я привезла новые, с начесом… а то ж простудишься. И шарфик, Полечка, тут дует, а ты без шарфика…

Следом за шарфиком появились полосатые носки, в которые Гражина Бернатовна засунула домашнюю колбаску и оной полностью подавила вялое сопротивление Аполлона.

— Оставьте его в покое! — Первой не выдержала бывшая вдова известного литератора, заподозрившая Гражину Бернатовну в коварной попытке разрушить не только концептуальный перформанс, но и едва-едва наладившуюся семейную жизнь.

— А ты кто такая? — Купчиха мигом забыла про баулы.

— Я его жена!

— Поля!

— Мама…

Евдокия отступила. Почему-то ей казалось, что здесь и без нее разберутся…

…не прошло и получаса, как Полечка, облаченный в синие подштанники с начесом, полосатые носки и шарф, вернулся на положенное ему место. Правда, теперь вместо ватрушки он держал в руке колбасу, которую жевал с видом мрачным…

— Инды зкжали ражие грыси! — продолжал вещать юноша, разгоняя хлыстом мух.

Слушали девицы.

Вздыхали.

Переполнялись силой слова народного…

— Лихо… я тебе говорила, что люблю?

— Кого? — Он наклонился и, поймав Евдокию за руку, поцеловал пальцы.

— Тебя…

— Если меня, тогда ладно…

— Смеешься?

— Как могу…

Никак. В синих, ярких глазах не осталось ни капли желтизны, солнце, которое отражалось, — не в счет. И не только солнце… березы с золотом в листве, точно сединою… и улица… и экипаж, запряженный четвериком… люди гуляют… дама с собачкой, или вот пиит от стаи отбился, верно…

Солнце палит.

А все одно прохладно… осень.

Потом зима.

Весна и лето… и снова осень… и так год за годом. Но мысли об этом не пугают, напротив, Евдокия совершенно счастлива… даже совестно немного перед богами.

На всякий случай.

Вдруг да позавидуют.

— Ева, только не смейся… я вот все думаю… кто такие ражие грыси?