Читать книгу "Пророки - Либба Брэй"

– Билл.

– Да, Билл, если вы расскажете мне то, что знаете. Спасибо.

Он не мог видеть Октавию, но слышал, как зашуршало ее платье, когда она устраивалась на краю кресла, подавшись вперед, – и понял, что поймал ее на крючок.

– Ну, мисс, я не уверен, что понял все правильно. Мальчик сказал мне, что у него есть дар, а мисс Уолкер учит его, как им пользоваться. Моя бабушка называла это провидением. – Взяв еще одно печенье, Билл окунул его в кофе. Было вкусно. – Но вы же знаете, как дети любят фантазировать. Я подумал, что он просто рассказывает мне байки, стремится показаться немного значительнее.

– Понимаю. – Она была вне себя от гнева. Теперь Билл мог быть уверен, что визиты к мисс Уолкер прекратятся.

– Могу я взглянуть на Исайю, если это не причинит вам неудобств?

– Он сейчас спит, – неуверенно ответила Октавия.

– А, понятно. Тогда я не буду его беспокоить. Я просто хотел помолиться за него.

– Молитвы никогда не бывают лишними.

– Да, мэм. Думаю, это так.

Октавия отвела Билла в спальню и поставила его перед кроватью Исайи.

– О Господи, – начал Билл и склонил голову. – Мисс Октавия, прошу прощения, но мне неудобно молиться на глазах у кого-либо.

– Конечно, – согласилась она, и раздался звук закрываемой двери.

Билл протянул руку и слегка коснулся головы мальчика, мягкой, как шерстка ягненка. Только чуть-чуть. Вот все, что ему нужно. Еще один номер. В этот раз он будет очень аккуратен. Почувствовав, как энергия проникает в его пальцы, он в изумлении ахнул и отдернул руку. Его затрясло. Что это? Что это было?

В полумраке комнаты Билл мог различить крупные фигуры – тяжелые очертания шкафа, свет окна. Формы и цвета. Он мог… видеть. Совсем немного, но никаких сомнений не оставалось. И Билл понял, что кто-то исцелил мальчика, использовав огромную силу. У кого-то был дар, гораздо более могущественный, чем у Исайи Кэмпбелла. Несравнимо больший. У Билла зачесались руки, так ему хотелось еще раз ощутить эту силу, но его позвала тетя мальчика. Ему еще представится возможность. Он вспомнил сказку, которую слушал в детстве: про кролика и черепаху. Тише едешь – дальше будешь. Вот в чем дело. Терпение. Терпение сейчас было его союзником. Билл станет черепахой. Да, у него впереди еще много времени.

* * *

Билл Джонсон уже давно ушел к тому моменту, как на пороге показался Мемфис. Тетка Октавия сидела в гостиной с вязанием и шевелила спицами так, будто планировала убить свитер, а не связать его.

– В чем дело? Что-то случилось с Исайей? – спросил Мемфис.

– Я знаю о ваших походах к сестре Уолкер и о картах. Я знаю об этом и положу этому конец, – резким тоном сказала она. – Именно из-за того, чем он занимался с этой женщиной, все и произошло. Я в этом уверена.

Мемфис посмотрел в пол.

– У него дар.

– Что она с ним сделала?

– Ничего! Я же сказал – у него дар.

– Неси сюда Библию. Мы будем молиться.

Октавия пошла в спальню, где лежал Исайя. Мемфис неуверенно последовал за ней.

– Мемфис Джон, тебе придется встать рядом со мной. Мы будем молиться за твоего брата, молиться, чтобы она не привлекла Дьявола в этот дом.

Опустившись на колени рядом с тетей, Мемфис задумался. Ему все это не нравилось. «Почему? – подумал он. – Почему я должен молиться Богу? Что он сделал для меня и моей семьи?» Он почувствовал, как к горлу подкатывает гнев, замешанный на слезах.

– Я не буду этого делать.

Удивленное выражение на лице Октавии сменилось строгой, угрюмой миной.

– Я обещала вашей матери, что присмотрю за вами, ее детьми, и я сделаю это. А теперь помолись со мной.

Мемфис взорвался:

– Почему бы тебе не спросить у своего Бога, зачем он забрал маму? Почему отец не возвращается домой? Что он имеет против моего маленького брата?

Ему захотелось ударить кого-нибудь или что-нибудь. Спалить весь мир дотла, исцелить его и спалить еще раз.

Он думал, что Октавия закричит, возмущенная его словами, и выгонит его из дома. Но вместо этого она очень тихо сказала:

– Сходи на кухню, там жареный цыпленок в холодильнике. Поешь. Я буду молиться, а потом мы поговорим.

Это показалось ему намного худшим вариантом.

Больше не обращая на него внимания, Октавия склонила голову.

– Господь наш Иисус… защити этого мальчика… Он не ведал, что творил.

Исайя проснулся.

– Тетя, почему ты молишься? Мемфис? Ты куда?

Мемфису не хотелось есть, и он не знал, куда себя деть. Он не мог ходить на кладбище после того, как встретил там призрак Гэйба: ему больше не хотелось сидеть вместе с мертвыми. Ему нужны были живые. Он хотел видеть Тету. Мемфис отправился в библиотеку и в ее пыльной тишине вознес свою собственную молитву. Раскрыв записную книжку, он принялся писать до тех пор, пока его пальцы не стали отваливаться и не начали потухать огни в соседних домах. У него был смысл писать и появилось, кому писать. В самом низу он написал всего два слова: для Теты. Закончив свое признание, он сложил его, запечатал в конверт и опустил в почтовый ящик.

* * *

В театре «Глобус» шоу Зигфелда было в самом разгаре. Публика в этот раз оказалась более оживленной, чем обычно, – то и дело раздавался смех и громкие аплодисменты. Вечер казался каким-то сумасшедшим, лихорадочным. После убийства Дэйзи популярность шоу взлетела до небес, за кулисами постоянно толпились агенты в поисках новых Луизы Брукс и Эдди Кантора, артисты выкладывались на полную. В свете софитов Тета, щеголяя сверкающим платьем с глубоким декольте, перекидывалась шутками с Генри.

– А это мой братец, Генри, – ворковала она, поводя бедром в сторону пианино. – Во всяком случае, так мы говорим хозяину квартиры. – Она подмигнула, и зрители захохотали. Они кушали такие шуточки с удовольствием, и пресса брала все на заметку. На задворках театра Флоренс Зигфелд довольно улыбнулся. Какие-нибудь несчастные болваны могли проработать всю жизнь, и так и не добиться известности. Но у некоторых была своя изюминка, и Тета была именно такой. Она точно станет звездой, хотела она сама этого или нет.

– Я папочкин любимый вампиреныш и люблю только жемчужные побрякушки. Были бы баксы – и все в шоколаде, я как раз такая девчушка, – запела Тета.

– Наша любимая мамочка так нас учила! – воскликнул Генри, и публика зашлась смехом.

В песне не было ни слова правды, это просто была яркая сладкая жвачка, призванная отвлечь людей от забот и тяжелых мыслей. Они молча соглашались быть ослепленными ею. Софиты повернулись, и Тета с Генри начали разыгрывать сценку на фоне бутафорской квартиры. Генри стучал по клавишам, а Тета пела на пределе своих возможностей.