Читать книгу "Ложь во имя любви - Розмари Роджерс"

Иногда днем он чертил карты, не отрываясь от переносного секстанта, который она возненавидела, иногда подъезжал к ней и объяснял, почему какое-то место получило название «Painted Spring»[30]и как индейцы объезжают диких лошадей. В такие моменты, наслаждаясь солнечными лучами, ласкающими ей плечи, и его теплым взглядом, она уговаривала себя, что все придумала и все обстоит по-прежнему. Однако потом, прождав его до полуночи, она готова была кусать себе локти, когда Доминик, явившись, молча ложился и больше ничем не выдавал своего присутствия. Все тревоги, поселившиеся ранее у нее в голове, оживали и принимались жалить ее как комариный рой, терзая вопросами, на которые не было ответа.

Берега реки Бразос сильно отличались от прерий, где водилось мало живности. Здесь же встречались лоси, олени, бизоны, не было недостатка в древесине для костра и для постройки укрытий: повсюду росли вязы, орешник, несколько разновидностей дуба. Густая трава, стремительные протоки и заводи привлекали не только дичь, на которую можно было охотиться, но и диких лошадей.

Место для лагеря было выбрано на берегу небольшого притока Бразоса под названием Рио-Бланко, образовывавшего на одной из карт, составленных Домиником, дельту с Бразосом. Здесь было возведено бревенчатое укрепление, частично перекрытое крышей, а также просторные загоны для мустангов, которых предстояло отловить. Пока шло строительство, женщины поставили вигвамы, так что со стороны лагерь не отличался от индейского становища.

Бесконечные хлопоты отняли немало времени и сил. Мариса уже подумывала, не пользуется ли Доминик этим как предлогом, ссылаясь перед сном на усталость. Как-то раз, определив по звездам, что час уже поздний, она поднялась и отправилась его искать.

Он сидел один у костра, тщательно перерисовывая карты. Как ни бесшумно она переступала босыми ногами, подкрадываясь к нему, он ощутил ее присутствие и, нахмурившись, поднял голову.

– Вот, значит, зачем ты полуночничаешь? Почему не попросил меня о помощи? Я всегда хорошо владела карандашом. – Она опустилась рядом с ним на колени, не давая отмалчиваться.

– Хочешь помогать мне шпионить против своих соотечественников? Лучше отправляйся спать, Мариса.

– Я не ребенок, чтобы мне приказывали! Зачем ты перерисовываешь карты?

– Откуда такая настойчивость? – Он вздохнул и вытянул ноги. – Боже, который час? Завтра начинается охота.

– Вот как? Однако я не прирученная кобылка, чтобы заманивать меня кусочком сахара. Зачем, Доминик?

Он неожиданно потянулся к ней, приподнял волосы у нее на затылке и чмокнул.

– Есть вещи, о которых тебе лучше не знать, – пробормотал он. – Мариса, я не привык держать ответ перед другими. Я всегда поступал по собственному усмотрению.

Она вздрогнула от прикосновения шершавых губ к своей шее и упрямо выгнула спину.

– Это мне хорошо известно! – с горечью в голосе произнесла Мариса. – А тебе приходило в голову, что я могу сказать то же самое о себе?

Его взгляд стал внимательнее, рука по-прежнему оставалась у нее в волосах. Она поспешно выпалила:

– Если не хочешь, не стану донимать тебя расспросами. Но напрасно ты… Чем бы ты ни занимался, позволь мне тебе помогать!

– Снимать копии с секретных карт испанской территории?

– Не важно!

– Предательница! – Впрочем, это было произнесено ласковым голосом. Он опять ее поцеловал, только на сей раз в полуоткрытые губы, чем вконец обезоружил.

Отложив карты, он отнес ее на скомканные одеяла, но, к ее разочарованию, больше ничего не сказал. Таинственность не нарушалась и в последующие дни. Мариса чуть не откусила себе язык – так трудно ей было бороться с любопытством.

Теперь Доминик не мог тратить время на карты: его отряд занялся отловом диких лошадей. Облюбовав отдельный табун или отрезав часть от большого стада, они гнали его, разбившись на десятки и постоянно сменяясь, не давая животным остановиться и отдышаться. Когда бедные кони уже почти падали от усталости без сна, корма и воды, их не составляло особого труда направлять в просторные загоны на берегу реки, чтобы потом набрасывать на них лассо и приступать к объездке – жестокому приучению сначала к недоуздку, потом к уздечке и, наконец, к седлу.

Все это требовало времени. Мариса чувствовала себя заброшенной. Доминик был постоянно занят и к ночи так уставал, что, падая, тут же забывался тяжелым сном. Марисе было больно наблюдать, как обращаются в рабство свободные, красивые животные. Большую часть времени она проводила в одиночестве или за беседами с Лали, вслед за ней впавшей в уныние.

Лали мало-помалу превратилась в ее подругу, наперсницу и советчицу. Велико же было огорчение Марисы, когда как-то утром Лали, обливаясь слезами, призналась, что она и Полус уходят из отряда.

– У нас появилась надежда стать по-настоящему свободными людьми и осесть на собственном клочке земли. Вы должны меня понять. Десять акров и дом неподалеку от Накодочеса. Владелец, испанец, сбежал, не выдержав набегов команчей. Но Полус пришелся индейцам по душе: он выкурил с ними трубку мира, и они не возражают, чтобы мы там поселились. Теперь у нас есть бумаги, делающие нас испанскими гражданами…

Откуда? Заглянув в лицо Лали, Мариса догадалась, что от Доминика. Тот отсутствовал четыре дня под предлогом преследования стада мустангов. Он признавался Марисе, что у него остались в Накодочесе друзья еще с прежних времен. Но если он ездил в такую даль, если так рисковал, то почему скрыл это от Марисы? Она не стала омрачать радость Лали и не подала виду, что расстроена. Обняв подругу, Мариса выдавила улыбку и пожелала счастья. Доминика она снова ненавидела и мысленно осыпала проклятиями.

Но ненависть, которую она в себе взращивала, при ближайшем же разговоре с ним растаяла как дым. На его загорелом, обросшем бородой лице опять выделялся белый шрам. У него был такой усталый вид, словно он провел в седле без сна и отдыха несколько дней и ночей подряд. Как бы он ни поступал теперь и прежде, она любила его. Марисе было достаточно того, что он держал ее при себе; пока это продолжалось, она была готова мириться с чем угодно.

– Почему ты ничего мне не сказал? – спросила Мариса, стараясь казаться спокойной.

– Не знал, получится ли. Я уже обещал Полусу помощь, поэтому он был первым, кому я об этом сообщил.

– Ты пошел на ужасный, совершенно безответственный риск, отправившись в Накодочес!

– С этой бородой я не похож на себя. – Он еще ухмылялся. – К тому же у меня там друзья. Я не мог тебя предупредить, потому что не хотел разочаровывать в случае, если бы дело не выгорело.

– Они действительно будут в безопасности?

– Настолько, насколько безопасность вообще возможна в этих краях. Полус знает, на что идет. Он готов рискнуть.