Читать книгу "Искушение временем. Книга 1. Не ангел - Пенни Винченци"

Сага о Бьюхананах наделала много шуму и в литературных кругах: «Гаррик» и «Реформ»[31]наперебой обсуждали ее, а в газетах почти каждую неделю известные критики рассуждали о литературных достоинствах нового произведения и о его неминуемом скором успехе. Задолго до выхода книги Уорсли в свет, о ней уже говорили как о наиболее талантливом произведении XX века.

Себастьяна Брука это начало раздражать.

— Ты просто завидуешь, — сказала Селия, с нежностью целуя его, чтобы обратить все в шутку. Уж ей-то прекрасно было известно, что такое профессиональная писательская ревность. — Тебя на пару дней скинули с трона.

— Ты говоришь чушь, — с обидой возразил Себастьян, — для меня это даже своего рода облегчение, что все сплетники переключились на него. Просто я не считаю его книги из ряда вон выходящими.

— Ну, пожалуй. Это, конечно, не «Меридиан». Книга Уорсли не оригинальна и даже в литературном отношении не является чем-то особенным. Занимательное и довольно длинное чтиво, но ведь люди и хотят читать что-нибудь такое, с продолжением, а нам это очень подходит. Долгосрочный проект выгоден. Вместе с тем в книге, согласись, есть довольно остроумные места: хотя бы этот, эксцентричный академик с его страстишкой блефовать. Разве не удачно? А его несчастная дочь, у которой украли возлюбленного и которая ищет утешения в музыке, — отличная находка.

— Что ж, будем надеяться, ты права.

Дела у Кайла не шли, и он это понимал, как, впрочем, и его отец.

— Он очень старается, — как-то вечером за ужином сказал Фелисити Джон Бруер, — но постоянно принимает какие-то глупые решения и дает промахи в оценках. Кроме того, Кайл очень рассеян и вечно все забывает. Я, честно говоря, не могу ему полностью что-то доверить. Просто невероятно, учитывая, что парень неглуп, весьма неглуп. Теперь я понимаю: мы были не правы, затолкав его в фирму, просто не знаю, что и делать.

Фелисити ответила, что в фирму его не заталкивали, просто на тот момент такое решение казалось наилучшим.

— И не забывай, ведь он предупреждал нас: работа в строительной фирме ему не нравится. Кайл хотел стать журналистом или устроиться в издательство. Так что, мне кажется, удивляться тут нечему. Пусть занимается тем, к чему у него склонность.

— Ну да. И при этом зарабатывает гроши. Нет, дорогая, ничего не выйдет. Он привык роскошествовать. Снял квартиру, накупил дорогих вещей. По-моему, ему нравится тратить всю зарплату. Тогда пусть выполняет свои обязанности. Деньги просто так не даются. Во всяком случае, я хочу поговорить с ним, ободрить его. По-моему, это пока все, что требуется. Он должен понять, что нужно расти, усерднее работать. Господи, а ведь я в его возрасте мечтал стать профессиональным футболистом.

— Нет, дорогой, ты что-то путаешь, — сказала Фелисити, вставая и целуя его. — Ты всегда хотел заниматься только недвижимостью. «Я хочу, чтобы Нью-Йорк стал вдвое больше, — сказал ты мне как-то вечером за ужином, — и чтобы я внес в это свой вклад».

— Надо же! — удивился Джон. — Прямо-таки пророческое заявление. На тебя оно, наверное, произвело впечатление.

— Это уж точно, — ответила Фелисити. — Мне бы хотелось, чтобы и Кайл внес во что-нибудь свой вклад, вот и все.

Кайл определенно хотел внести свой вклад хоть во что-то, но работа в фирме отца не нравилась ему, он постоянно был недоволен собою и угнетен, что приводило его к глупым ошибкам. Но как выпутаться из всего этого, он не представлял. В газету его не взяли, в издательство тоже. И он презирал бы себя, если бы решился просить Оливера Литтона или Стюарта Бейли о личном одолжении. Приходилось мириться с тем, что он застрял в кирпичах и растворе. И Кайл постоянно убеждал себя, что могло быть еще хуже.

В те дни ММ была странно счастлива. Больше всего она боялась скуки, но, похоже, это ей не грозило. Все дни были заполнены. Она много читала, подолгу гуляла, у нее появился интерес к археологии, и она решила изучить этот предмет подробнее, поступив на специальные курсы. Кроме того, Селия стала пересылать ей рукописи для прочтения и планы публикаций на рассмотрение, и ежемесячно ММ посещала заседания издательского совета, чтобы быть в курсе дела. ММ говорила, что через несколько лет, когда Джей поступит в школу, она непременно вернется в «Литтонс», но пока она должна заниматься только сыном. Джей был очень умен, он уже практически выучился читать и писать и обладал замечательной, почти фотографической памятью. Ему нравилось, когда мать перечитывала ему любимые стихи, которые он тут же запоминал. Сидя за столом или гуляя по окрестностям, он читал их наизусть. Этот ребенок был наделен особым очарованием. Даже допуская значительную долю материнской необъективности, ММ признавала, что это так, да и все вокруг, даже леди Бекенхем, говорили так же.

Джей был уверен в себе, но не высокомерен, дружелюбен, но не фамильярен, независим, но не эгоистичен. Он всегда полагался только на себя и привык довольствоваться собственным обществом, хотя, как всякий единственный ребенок в семье, легко общался со взрослыми. В свои пять с половиной лет он выглядел на семь. Джей был высокого роста, очень сильный, с довольно широким лицом кельтского типа, как у отца, с синими глазами и почти черными волосами. От матери ему досталось умение внезапно улыбаться и заразительно хохотать. Он любил помогать Билли на конюшне, обожал леди Бекенхем, которая брала его на прогулки по поместью, где они посещали фермеров и беседовали с арендаторами. Много времени Джей проводил с егерем, который разрешал ему собирать фазаньи яйца и подкладывать их в курятник к другим яйцам, чтобы обновить фазанью кровь, как он объяснял ММ. Он завороженно наблюдал за тем, как в курятник помещали сотни наседок.

— Когда я вырасту, то стану помощником егеря, — объявил Джей.

Но ММ, видя его любовь к книгам и удовольствие, которое сын получал от чтения и заучивания стихов, понимала, что его призвание намного выше.

ММ знала, что Джаго никогда не согласился бы отдать мальчика в интернат, во всяком случае в раннем возрасте. Она старалась воспитывать Джея так, как хотел бы Джаго, но это было нелегко, потому что они с Джаго никогда не обсуждали эту тему. Они не говорили: «Я хочу, чтобы мой ребенок играл на фортепьяно, имел велосипед или собаку», а если что-то подобное и случалось, то очень редко и неопределенно. ММ лишь примерно знала, какую жизнь в широком ее понимании Джаго желал бы сыну. Естественно, предполагалось достойное образование. Неважно, будет ли это интернат или нет, но школа должна быть хорошая, чтобы обеспечить мальчику широкие возможности в жизни. Сельская школа для этого вряд ли подходила.

В Биконсфилде была довольно приличная начальная школа для мальчиков, и ММ решила больше узнать о ней, чтобы отдать туда Джея, когда ему исполнится восемь лет. Потом он мог бы пойти в среднюю школу, но не в частное привилегированное заведение — Джаго этого не одобрил бы. Но получит ли Джей в обычной средней школе приличную подготовку, чтобы затем продолжить образование? Все это представлялось очень сложным. И ММ не с кем было поделиться своими волнениями: Оливер вечно занят и слишком рассеян, когда речь идет о чем-то, помимо «Литтонс»; леди Бекенхем и Селия считают, что в восемь лет мальчика следует отдать в начальную школу — это в той же степени неизбежно, как смена молочных зубов на постоянные и коротких штанов на длинные, — а там видно будет. Что касается Дороти, то она с удовольствием сидела бы с Джеем дома и даже делала за него уроки аж до восемнадцати лет. Больше у ММ никого не было.