Читать книгу "Ладья - Дэниел О’Мэлли"

– И все это делалось с прицелом на слияние двух организаций? – сухо спросила Мифани.

До этого момента она была расслаблена. Отчасти из-за усталости, но бельгиец производил такое приятное впечатление, что… ну, она, конечно, совсем не забыла, что он сидел голый и был извечным врагом, но не старалась держать эти факты в уме. Но то, что он упомянул грибковый культ в Бате, возвратило ее к ужасной реальности. А от того, как он небрежно описывал взлом воспоминаний, ее и вовсе бросило в дрожь.

– Ладья Томас, не забывайте, что в глазах Братства Шахи – не дружественная сила. Это противник, который разрушил наши усилия и принудил к разорению. Мне пришлось наблюдать, как сносят мои дома, как убивают моих друзей. Мой труп был сожжен, а прах – развеян над океаном. Лишь благодаря особо хитрой уловке своего тела я сумел выжить. И я не постесняюсь сказать, что после того, через что мы прошли, никаких мирных соглашений с Шахами в наших планах не было. Более того, нашей первичной целью было скрыть от вас свое существование, а затем – причинить вам столько боли, сколько сумеем.

– И что же случилось? – спросила Мифани.

– Аж диву даешься, как течение жизни способно изменить человека, – задумчиво ответил бельгиец. – У кого-то оно, допустим, вызывает желание отрезать пальцы на ногах. У меня же – простить Шахов. Собственная злоба стала казаться мне мелочной, и, наблюдая за тем, как ваша организация расширяется и процветает, я осознал, что она стала представлять собой идеальный орган власти, какой только мог сложиться в подобных обстоятельствах. Да, конечно, у него были недостатки, он был подвержен причудам человечества, но зато служил благородной цели. Я стал надеяться, что мы можем встретиться без обид. На протяжении многих лет я обсуждал эту возможность с братом, и спустя какое-то время он уступил. Я продолжил процесс внедрения и продолжил заводить среди Шахов сообщников. Я делал это не потому, что желал вам навредить, а потому, что Шахи по-прежнему нас опасались, а я хотел, чтобы они увидели: примкнуть к нам – в их лучших интересах.

– И для этого нужно было нам угрожать? – спросила Мифани.

– Нужно было показать взаимную выгоду, – дипломатично ответил бельгиец. – Или, возможно, действовать методом кнута и пряника. Если бы мы раскрылись, а Шахи решили, что не могут смириться с нашим дальнейшим существованием… что ж, умирать мы не собирались.

– А-а. – Мифани кивнула.

– Недавно же стало очевидно, что брат разочаровался в моих идеях. Он посчитал, что подготовленные нами средства следует использовать, чтобы калечить, а не… – Он умолк и, скривившись, покачал головой.

– А не что?

– А не править.

Мифани вымученно улыбнулась.

– Он принимал решения, все больше исходя из личной ненависти. Пару месяцев назад я узнал, что он выбирал субъектов для Лагеря Гай из числа потомков солдат, воевавших на острове Уайта. Это было так мелочно и сделало операцию гораздо более уязвимой, чем следовало бы. И я чувствовал, что эта мелкая месть была лишь верхушкой айсберга. Затем, – продолжил бельгиец, – я устроил так, чтобы брат на несколько недель плотно занялся делами, а сам переместил себя сюда, чтобы увидеться с вами и заключить что-то вроде соглашения.

– И выбрали старинный трюк – отправить сердце в другую страну и вырастить себе новое тело? – спросила Мифани.

– Ну да, – подтвердил Правщик.

– И это был единственный способ связаться со мной, который вы смогли придумать? – сказала Мифани. – Неужели ни разу не возникало мысли использовать другой трюк – взять и позвонить? Или, вот совершенно случайная мысль, не думали выманить меня из ночного клуба?

– Думаете, вы приняли бы предложение, полученное в таких обстоятельствах? – мягко спросил фон Сухтлен.

«Нет», – призналась себе Мифани, вспоминая, какой гнев охватил ее тогда в машине безкожего бельгийца.

– К тому же только в виде сердца я мог уехать незамеченным. У брата уже разыгралась паранойя – хотя, признаю, она была оправдана, ведь я действительно допрашивал его помощника. Он прослушивал телефоны, и я не мог допустить, чтобы Герд допросил моего, поэтому не мог ему звонить. Даже за входами и выходами из лабораторий теперь велось наблюдение. К своему глубокому разочарованию, я обнаружил, что стал практически пленником. Не мог шагу ступить без ведома брата. – Бельгиец вздохнул, и его лицо помрачнело, когда он задумался о былом. – Я оставил сердце в почтовом ящике. Его отправили в почтовую службу, передали курьеру, и тот доставил его вам.

– Простите, но вы отправили в коробке свое собственное сердце? – спросила Мифани. У нее начинала как-то по-эшеровски[35] болеть голова.

– Хотите знать, как я это сделал? – спросил бельгиец, заметно просияв. – Это довольно увлекательно. Новейшая технология. Экспериментальная.

Но едва он набрал в грудь воздуха, Мифани его оборвала, отчаянно стремясь предотвратить дальнейшую лекцию.

– Не сомневаюсь, что увлекательно, но технические подробности мне сейчас не интересны.

– Да, конечно, – произнес бельгиец, и она почувствовала в его голосе некоторое разочарование. – Простите, э-э… правильно же говорить «умники»? Так вот, умники бывают заразными. То есть просто берете образец, чтобы вырастить сердце, и из него вырастает тело, у которого останутся все воспоминания, что были на тот момент у вас.

– Так значит, вас может быть двое одновременно? – изумилась Мифани, быстро соображая.

– Нет, создание образца – это основательный процесс, при котором передаются жизненно важные компоненты. Исходное начинает распадаться уже через час. Оно способно протянуть ровно столько, чтобы успеть сложить образец в коробку, раздеться и зайти в душ. Потом останки превращаются в жидкость. Образец же, ко времени, когда будет доставлен, вырастет в сердце и на пару недель сделает паузу, а потом регенерация продолжится и он превратится в полноценного человека. Его можно даже расчленить и срастить обратно. – Он гордо посмотрел на Мифани, и она кивнула. Это замечание показалось ей мерзким, но смысл она вроде бы поняла.

– И для этого человека, который вырастает из сердца, можно выбрать пару способностей, – продолжил бельгиец. – Но, конечно, совсем не таких, какие можно привить посредством хирургии. И это несколько рискованно.

– Да? – спросила Мифани.

– Известно, что некоторых из ранних испытуемых при этом резко разжижало. Но мы это более-менее исправили, и я был готов к этому риску. Брату я сказал, что уединюсь в своих покоях, а он всегда относился с пониманием, когда мне час от часу требовалось поразмышлять, что-то просчитать, и он предоставил меня самому себе. Но даже если бы он взломал мою дверь, тела найти бы не смог. Таким образом, – продолжил бельгиец, – мы вольны сами прорабатывать детали нашего слияния. Я могу представить его брату как свершившийся факт. А если Герд его не примет, я уверен, объединенные силы Wetenschappelijk Broederschap van Natuurkundigen и Тайной службы Шахов Ее Величества сумеют подчинить себе и его, и всех, кто встанет на его сторону. – Довольно улыбнувшись, бельгиец откинулся на спинку.