Читать книгу "Все сказки старого Вильнюса. Начало - Макс Фрай"

– На самом деле наши горожане просто все проспят, – отсмеявшись, говорю я. – Люди, если ты вдруг забыл, такие удивительные существа, которые предпочитают крепко спать по ночам. Никогда не понимал этой их причуды, но теперь нам она только на руку. Проспят, как миленькие, верь мне! А потом будут недоумевать, куда день подевался. Вроде, думали, что вторник, а на самом деле уже среда. Но это нормально, все время от времени путаются в днях недели, причем совершенно самостоятельно, в смысле, без нашей помощи. Тем более сейчас праздники. Летнее солнцестояние, народ еще с субботы гудит. А уж спьяну день потерять – вообще обычное дело. Никто даже не удивится.

– Трезвых тоже предостаточно, – вздыхает Нёхиси. – Все-таки напиваться в праздник – не строгое требование закона, за неисполнение которого могут оштрафовать. И далеко не каждый вовремя ляжет в постель. Глупо надеяться, будто все все проспят.

– Ну а кто не проспит, тому, считай, крупно повезло. Я бы и сам не прочь оказаться на их месте – если бы не был на своем.

В глазах Нёхиси наконец появляется вдохновенный блеск, предвестник всякой счастливой катастрофы. Как же я его ждал.

– Твоя правда, – кивает он. – Ну и какого черта мы все еще тут сидим?

Мы сидим на крыше и смотрим на небо. Я – потому что моя работа уже сделана, можно и отдохнуть. А Нёхиси – с недоверчивым любопытством. Не то чтобы он меня недооценивал. Просто до сих пор я на его памяти ничего такого не вытворял. Не превращал день в ночь, землю в небо, даже зиму в лето – ни разу, хотя руки, конечно, чесались; каштаны, пару раз зацветавшие посреди января, не в счет, с ними у нас был отдельный договор, остальной окружающий мир даже не вздрогнул, только удивился – потом уже, задним числом.

Но на самом деле превратить день в ночь только кажется сложной задачей. Когда постоянно подстрекаешь реальность нарушать собственные правила игры, в конце концов она входит во вкус и начинает вопросительно оглядываться на тебя: что еще придумал? Выкладывай, не стесняйся. И тут главное – действительно не стесняться. Ну и не забывать об интересах реальности. Игра должна ей нравиться, по крайней мере, не меньше, чем тебе самому.

Но это у меня как раз неплохо получается. Играть со мной интересно, это кто угодно подтвердит.

Примерно в половине пятого утра, окончательно убедившись, что в изрядно потемневшем от моих уговоров небе нет даже намека на предрассветные сумерки, которым по расписанию давным-давно пора наступить, Нёхиси наконец говорит:

– Ну ты даешь! Я тебе совершенно точно не помогал.

– Главное, что не мешал. Все остальное преодолимо. Пошли? У тебя, как я понимаю, куча дел. А времени – всего до утра. Среды, конечно, но двадцать четыре часа – это совсем не вечность.

– Если бы тебя не было, тебя следовало бы выдумать, – улыбается Нёхиси.

«Именно так ты когда-то и поступил», – думаю я. Но вслух я этого, конечно, ни за что не скажу. Короткая память в его случае – скорее достоинство.

– Сначала река, – говорит Нёхиси. – Это меня больше всего мучило – что я аж до самой осени ничего не смогу сделать с рекой. А нам с ней как раз приспичило, невмоготу терпеть!

Мы могли бы сразу оказаться на берегу. Раз – и там, чего тянуть. Но мы слезаем с крыши и честно идем пешком. Во-первых, маленькая быстрая речка Вильняле тут совсем близко, буквально в двух шагах. А во-вторых, лично мне просто очень приятно идти босыми человеческими ногами по твердой теплой земле, местами заасфальтированной, а местами – заросшей высокой, колючей, все еще влажной от вечерней росы травой. Я-то, в отличие от Нёхиси, очень люблю лето. Оно полно ярких чувственных наслаждений – ходить, осязать, дышать, греться на солнце, сползать туманом с холмов, пить кофе со льдом, укрывшись в тени под тентом, менять ежедневно кожу, гонять облака, как породистых голубей, засыпать на рассвете, зарывшись в мягкий песок, под теплой толщей воды. А я на них падок. Для меня эти бесхитростные летние радости – полновесный антоним небытия.

Хотя есть, конечно, и другие антонимы, я не спорю.

– А почему вдруг река? – спрашиваю я на ходу. – Что не так с нашей рекой?

– Да все так. Просто течет пока не во всех мыслимых направлениях. И это, конечно, не дело.

– Как это – не во всех? Сколько себя помню, наша Вильняле течет во все стороны сразу: вперед, назад, от устья к истоку, от берега к берегу, вверх, к небесам, и вниз, к самому центру земли, тысячу лет назад, наперекор ходу времени и долгие годы спустя, в полном согласии с ним – куда же еще?

– В никуда, – говорит Нёхиси. – Река обязательно должна течь в никуда. В полное отсутствие самой себя и всего остального. Ясно, что это – в идеале, а на практике мало кто из рек так умеет. И силой их не повернешь. То есть, можно, конечно, да принуждение никому не на пользу, самым важным вещам следует учиться по собственному желанию. Нерис, например, пока и слушать не хочет, посылает меня подальше с этими глупостями, зато наша Вильняле совершенно не против попробовать, заранее подпрыгивает от любопытства. Известное дело – чем уже и быстрее река, тем легче ее нрав. Все, что от меня теперь требуется – это помочь ей начать. Показать направление, дать первый импульс, быть рядом, когда она повернет. Но среди бела дня такие вещи не делаются. Для того, чтобы впервые устремиться в никуда, нужна очень долгая ночь.

– Надо же – в никуда! Вообразить не могу.

– Если не можешь, плюнь. Тебе как раз совершенно не обязательно. Все-таки ты не река.

– Иногда я об этом жалел. Больше, пожалуй, не стану. Но слушай, зачем?..

– Зачем рекам течь в никуда? Дурацкий вопрос, дружище.

– Догадываюсь. Но всегда лучше спрашивать, чем молча не понимать.

– Ты прав. Ладно, слушай. Во-первых, для самой реки это очень полезный опыт. Пока не станешь хотя бы отчасти Стиксом, главного о себе не узнаешь. А во-вторых, жизнь на берегу реки, научившейся течь в никуда, прирастает силой и смыслом – просто равновесия ради. А лишняя сила и дополнительный смысл никогда не повредят. Следует пользоваться всякой возможностью нахапать побольше, я так считаю.

– Вот это, я понимаю, аргумент. Какой же ты все-таки жадный!

Нёхиси показывает мне кулак.

– Ладно, ладно, просто очень хозяйственный.

– Мне положено, – ухмыляется Нёхиси. – В конце концов я здесь – что-то вроде завхоза. Такой, понимаешь, надежный, рачительный, умеренно выпивающий кладовщик… Не ходи со мной дальше, ладно? Я только что вспомнил, ты не раз говорил, будто когда-то был человеком. Не то чтобы я тебе верил, но лучше не рисковать. Есть вещи, которые людям, пусть даже тысячу раз бывшим, видеть нельзя.

– Сигареты только оставь, – говорю я, взобравшись на иву, чрезвычайно удачно выросшую вдалеке от воды, у самой дороги. – И флягу с этим твоим суровым грушевым коньяком, никому не оставляющим выбора пить его или нет. Думаю, роль неумеренно пьющего друга умеренно выпивающего кладовщика окажется мне по плечу.