Читать книгу "Детектив - Артур Хейли"

— Публика обожает героев, которые живут по соседству. Всегда обожала. И вы превратились для всех в героя, потому что сумели раскрыть череду ужасных преступлений. Но особенно важно, что вы смогли это сделать чисто интеллектуальным путем, используя свою научную эрудицию. Вот почему вами так восхищаются в университетском мире. Я, кстати, не исключение.

Помимо воли Эйнсли улыбнулся и пробормотал слова благодарности.

Аллардайс невозмутимо продолжал:

— Вы оказались в лучах славы как нельзя более вовремя — для меня, для тех, кого я представляю, и, надеюсь, для вас самого.

Хартли Аллардайс был мужчиной весьма представительной внешности: седой, с красивыми чертами лица, бронзовым загаром, уверенными манерами и ослепительной улыбкой. Он родился в богатой семье и сумел приумножить свои капиталы во главе международной инвестиционной компании, обогатив при этом и других. Проблемы образования были второй его страстью — отсюда и общественный пост, который он занимал в университете Южной Флориды.

— Я уже шестой год председательствую в попечительском совете, — пояснил он. — И с самого начала моей мечтой было ввести в программу курс лекций по сравнительной истории религий. Само собой, что у нас есть факультет философии и религии, но сравнительным анализом на нем занимаются куда меньше, чем мне хотелось бы.

Аллардайс сделал паузу, потому что официант принес им основное блюдо, заказанное к ужину — баранье филе под беарнским соусом.

— Между прочим, мне кажется, вино должно вам понравиться. Это “Опус Первый”. Его создали два величайших винодела в мире — Роберт Мондави из долины Нала в Калифорнии и покойный Филипп де Ротшильд из Бордо. Попробуйте.

— Вино великолепное, — подтвердил Эйнсли, что было чистой правдой. Он был наслышан об этом знаменитом вине, но зарплата полицейского ни разу не позволила ему его отведать.

— А теперь перейду к сути дела, — сказал Аллардайс. — Ради чего, собственно, я хотел встретиться с вами. Видите ли, большинство современных молодых людей стремятся получать знания, которые гарантируют им престижные профессии — бизнесмена, врача, юриста или инженера. А мне бы хотелось привить молодежи интерес к сравнительному исследованию религиозных верований человечества. Ведь различные религии могут поведать нам куда больше традиционной истории о том, как жили люди в разные эпохи, о чем они думали, на что надеялись, в чем находили источник удовольствий, чего боялись — осознанно и подсознательно. Здесь, конечно, в первую очередь, следует говорить о страхе смерти, о самом ужасном вопросе, который стоит перед всеми: есть ли что-нибудь после смерти или забвение?.. Налейте себе еще вина, доктор Эйнсли!

— Спасибо, мне уже достаточно. Однако прежде чем мы продолжим эту беседу, мне необходимо кое-что вам сказать…

— Я меньше всего хочу свести нашу беседу к монологу.

— Думаю, вам лучше будет знать, что хотя я и увлечен сравнительным анализом религий, сам я уже не верую. Давно не верую.

— Я догадывался, — живо отозвался Аллардайс, — и это не имеет ровным счетом никакого значения. Напротив, по всей вероятности, это делает вас только еще более объективным в вашей работе… Вы уверены, что не хотите больше вина?

— Да, вполне. Спасибо.

— Так вот, причина, по которой я хотел встретиться с вами, проста. Совсем недавно мне удалось заручиться достаточной суммой денег, чтобы построить новое здание для факультета философии и религии в нашем университетском городке. Наибольший взнос — а это несколько миллионов долларов — исходит от одного моего друга. Он, однако, узнав о вас и вашем уникальном опыте, поставил свой дар в зависимость от одного условия. Он хочет, чтобы на факультете появилась должность профессора сравнительной истории религий, которую бы занял известный авторитет в этой области. Таковым он согласен теперь считать только вас, доктор Эйнсли.

— Вы это серьезно? — удивленно вскинул брови Эйнсли.

— Вполне.

— Могу я поинтересоваться, кто этот ваш друг?

Аллардайс покачал головой.

— Извините, но богатые жертвователи не любят огласки. А в наши дни причин для того, чтобы оставаться инкогнито, только прибавилось. Как бы то ни было, но университет подпишет с вами первоначальный контракт на три года. Ваше ежегодное содержание составит сто тысяч долларов. Простите, что заговорил о деньгах, но иногда от этого никуда не деться.

Несколько секунд они молчали, прежде чем Эйнсли сказал:

— Никак не могу винить вас за это, доктор. И знаете что… Пожалуй, я все-таки глотну еще немного вина.

— Вам предстоит пройти через некоторые формальности, — вновь оживился Аллардайс, — но это не составит для вас никакого труда.

Понятно, что Карен его новости привели в совершеннейший восторг.

— О, милый, соглашайся непременно! Это то, что тебе нужно. Ты в самом деле признанный авторитет в своей области и к тому же, как выясняется, у тебя есть педагогическая жилка. Я тебе не говорила, но после случая в городском совете я позвонила Руби Боуи, чтобы поблагодарить ее — от себя и от Джейсона. Кроме всего прочего, она рассказала мне, как ценят тебя молодые детективы из вашего отдела, как многому ты научил их.

— Мне еще предстоит выдержать собеседования с университетским начальством, прежде чем меня утвердят, — напомнил ей Эйнсли.

— Для тебя, милый, это сущие пустяки.

Ему устроили несколько собеседований, самое ответственное — с проректором университета доктором Гэвином Лоренсом, тихим, невысокого роста брюнетом, чьи манеры, однако, выдавали человека неглупого и властного.

Он еще раз заглянул в лежавшее раскрытым перед ним на столе личное дело Эйнсли и сказал:

— Что ж, с точки зрения научной подготовки, вы вполне достойны занять эту кафедру.

— Есть одно обстоятельство, о котором я хотел бы поставить вас в известность, — Эйнсли повторил то, что прежде говорил Аллардайсу об утрате веры.

— Здесь есть и об этом, — сказал проректор, опустив на папку с личным делом ладонь. — В своем отчете Харли упомянул о вашем признании, заключив, что оценил вашу прямоту. Мне она тоже по душе, и я склонен согласиться: неверие не может стать в данном случае препятствием. — Лоренс откинулся на спинку кресла и свел вместе кончики пальцев. — До меня доходят слухи, что некоторые наши богословы чувствуют, как вера ослабевает в них по мере того, как углубляются знания.

— Нечто подобное произошло и со мной.

— Как я уже сказал, это не играет роли. В нашем университете не принято влезать в чужие религиозные убеждения или осуждать за их отсутствие. Для нас важно честное служение науке и умение передать свои знания молодым. Это, я надеюсь, понятно?

— Несомненно.

— Хорошо… Тогда мне осталось только предупредить, что иногда мы будем просить вас выступить с лекциями по вашему предмету для широкой публики. При вашей нынешней славе и популярности вы соберете полные залы, а поскольку вход на такие лекции у нас платный… — проректор лукаво улыбнулся.