Читать книгу "Россия в Первой мировой войне - Николай Головин"

Как мы указывали в конце главы, посвященной изучению распределения призванных на военную службу людей между войсками и тылом, с началом революции утекло самовольно или под различными предлогами из Действующей армии в тыл около 2 000 000 человек.

Этот повальный уход в тыл нельзя назвать иначе как стихийно начавшейся демобилизацией.

Приводимые выше цифры позволяют совершенно определенно утверждать, что «отказ от войны» русских масс вскоре же после начала революции стал основным процессом революции. Политические деятели, вынесенные к власти на гребне первой волны революции, принадлежавшие по преимуществу к либеральной буржуазии, этого не поняли. Не понял этого и Керенский, заменивший в июле месяце кн. Львова и ставший вместе с правыми социалистами-революционерами распорядителем судеб России.

Все они продолжали призывать русские народные массы к продолжению войны до окончательной победы. Одна только кучка большевиков, имея во главе привезенного из Германии в запломбированном вагоне Ленина, поставила свою ставку на призыв русской солдатской массы к немедленному прекращению войны с центральными державами.

МНЕНИЯ ВОЕНАЧАЛЬНИКОВ

Посмотрим теперь, как оценивались настроения войск в конце марта и в начале апреля самими военачальниками. В приложении[161]приведены выдержки из некоторых донесений некоторых из войсковых начальников Западного фронта. Как мы говорили уже выше, войска нашего Западного фронта в отношении своего разложения могут быть поставлены на среднее место между быстро разваливавшимся Северным фронтом и более медленно разлагавшимися Юго-западным и Румынским. На основании всех полученных Штабом Западного фронта донесений войсковых начальников им было составлено в середине апреля (по новому стилю) следующее заключение:

«Мнения большинства начальствующих лиц сходятся на том, что дисциплина в войсках упала; доверие между офицерами и солдатами подорвано; нравственная упругость и боеспособность войск значительно понизились. В настоящее время войска пригодны только к обороне, наступление будет возможно через 1–2 месяца после того, как возбуждение, вызванное переворотом, уляжется.

Однако на успех наступления можно рассчитывать при непременном условии самой тщательной подготовки.

Почти все начальники указывают на то, что масса всякого рода литературы, хлынувшей в Армию, в частности, «Известия»[162], воззвания и приказы Советов рабочих и солдатских депутатов, приносит громадный вред, так как отвлекает части от боевого дела и расшатывает их, потому что масса солдат во многом плохо разбирается, многое принимает на веру и усваивает из прочитанного лишь то, что ей в данный момент нравится. Организующиеся офицерско-солдатские комитеты вносят заметное успокоение.

Многие начальники утверждают, что после переворота стремление войск к победе осталось, а в некоторых частях даже усилилось.

Дух новых дивизий[163] несколько слабее, чем в старых коренных дивизиях; большая часть их пока пригодна лишь к обороне.

Некоторые дивизии (83,62 и 69), подолгу (1–1,5 года) занимающие один и тот же участок, жалуются на сильное утомление и прежде всего нуждаются в продолжительном отдыхе.

Большинство начальствующих лиц смотрит на будущее спокойно и надеется, что через 1–2 месяца (к половине мая) боеспособность войск будет восстановлена; к их числу относятся во 2-й армии комкоры[164] 9, 10 и Сводного, начдивы 7 Сибирской, 1 Гренадерской, 169-й и Уральской казачьей; в 3-й армии командарм[165] 3, комкоры 31, 4-го конного, 3 и 46, начдивы — 75, 172, 1-й Кубанской казачьей, 16-й кавалерийской, 100, Пограничной и 5-й Донской казачьей; в 10-й армии — командарм 10, комкоры — 2 Кавказской, 20 и 35; начдивы — 1 Кавказской гренадерской, 51, 134, 11-й Сибирской, 29, 133 и инаркор[166] 2-го Кавказского.

Некоторые начальники признают, что войска и в настоящее время находятся на должной высоте, в том числе комкоры Гренадерского, 3-го Сибирского, 38-го и 1-го Сибирского, начдивы 5-й, 42-й, 129-й, 7-й Туркестанской, 9-й, 67-й, 2-й Кубанской казачьей, 2-й Туркестанской, Казачьей и комбриг[167] 42-й артиллерийской.

Наконец, есть начальники, которые смотрят на состояние войск более мрачно; к таковым относятся командарм 2-й, начдивы 168-й, 8-й Сибирской, 17-й Сибирской, 2-й Гренадерской, 15-й Сибирской, 112-й, 130-й, 83-й, 2-й сводной казачьей, 27-й, 77-й, 2-й Кавказской гренадерской, 62-й, 69-й, 175-й, 28-й, 55-й, 170-й; 31-й; 2-й кавалерийской и командиры полков 167-го, 168-го, 669-го, 670-го и 671-го».

* * *

Для того чтобы судить, как оценивалось в самом Штабе Верховного главнокомандующего общее положение на всех фронтах, служит приводимый в приложении документ[168]. Последний представляет собой запротоколированное заключение совещания, имевшего место в Ставке 18 марта (1 апреля) 1917 г. Относительно состояния армии в этом документе говорится следующее:

«Армия переживает болезнь. Наладить отношения между офицерами и солдатами удастся, вероятно, лишь через 2–3 месяца.

Пока же замечаются упадок духа среди офицерского состава, брожение в войсках, значительное дезертирство.

Боеспособность армии понижена, и рассчитывать на то, что в данное время армия пойдет вперед, очень трудно.

Таким образом:

1) Приводить ныне в исполнение намеченные весной активные операции недопустимо.

2) Не рассчитывая на Балтийский флот, надо организовать оборону Финляндии и подступов к Петрограду, что потребует усиления Северного фронта.

3) На всех фронтах до восстановления порядка в тылу и образования необходимых запасов необходимо перейти к обороне.

4) Необходимо принять самые энергичные меры для уменьшения едоков на фронтах.

Для этого необходимо убрать с фронтов всех инородцев и военнопленных и решительно сократить число людей и лошадей во всех тыловых учреждениях.

5) Надо, чтобы правительство все это совершенно определенно и ясно сообщило нашим союзникам, указав на то, что мы теперь не можем выполнить обязательства, принятые на конференциях в Шантильи и Петрограде».