Читать книгу "Сказания Меекханского пограничья. Восток – Запад - Роберт М. Вегнер"

Однажды он уже видел такое, когда умирал его старший брат.

Сосуды – для того, чтобы использовать их в битве.

Он смотрит на молодого топорщика и снова улыбается. Нынче, когда всадники Лааль и их новые союзники почти разорвали его армию напополам, тот умело сражался. Ему пришлось использовать сосуды, чтобы заткнуть разрыв в линии пехоты, и, хотя ни один из них не погиб, несколько были ранены. Тяжелая битва.

– Сколько? – спрашивает он наконец.

– Около пятисот.

Он поворачивает голову. Стоят там, среди поля битвы, люди и суи. Якобы те пришельцы ненавидят венлеггов, словно заразу, за какое-то преступление, совершенное века назад. Потому и встали в битве на сторону Лааль. Они чуть выше людей, худые и жилистые, с кожей цвета пепла, покрытой косыми пятнами. Даже лица их украшены таким же образом. Доныне никто не знает, естественное ли это украшение или разновидность татуажа. Неважно. Чужаки – не отсюда и должны умереть.

– Они умело сражались, – слышит он внезапно. – Остались, чтобы прикрыть отступление прочих.

Это правда. Сражались они умело. Почти заслужили его уважение.

– Те, кто встают против братьев, рядом с чужими демонами, должны умереть, – говорит он и не знает уже – сам ли или же это бог. Да и какое это имеет значение? – Убейте их. Всех.

И впервые видит это. Колебание. Дрожание ладони, блеск сопротивления в глазах, почти нахмурившиеся брови.

– Господин, – сосуд прекрасно владеет голосом. – В прошлом месяце Владычица Коней освободила триста наших, выпустила даже сотню венлеггов. Мы тоже…

Не заканчивает, но и не должен. Мы тоже сражаемся с чужаками бок о бок.

Он разворачивает анх’огера и направляется в сторону лагеря. И в полуобороте делает то, чего ему не приходилось еще никогда делать ни с одним из своих сосудов. Он тянется через Узел и ломает его волю. Молодой топорщик дрожит и прикрывает на миг глаза, а когда раскрывает их, там нет ничего, кроме абсолютной преданности.

– Как прикажете, господин, – кланяется он низко. И идет исполнять приказание.

Но он будет помнить. Даже если сердце его переполняют теперь любовь и послушание, он будет помнить.

* * *

Измена! Венлегги напали на лагерь, который он поставил для своих людей. Там вообще не было охраны, потому что большинство держали фронт восточных гор. Прежде чем он успел вернуться, восемь лагерей оказалось вырезано. Старики, женщины, дети, немногочисленные мужчины.

Завтра… завтра он ударит по всем им на равнине.

Он приказал убить всех тех, кто исполнял функцию посланцев в его войска.

Нужно отослать гонцов к Лааль.

* * *

Что-то потянуло его по дну и вытолкнуло наверх. Альтсин закашлялся, начал выплевывать воду, а потом вдруг заметил, что у него появился шанс. Четверть мили спокойного течения с водой, ровной, будто стеклянная гладь, с берегом, до которого не более двести шагов.

Он мог вырваться из объятий Эльхаран, прежде чем сука его убьет.

Но тогда… никогда не узнает…

Он прикрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул.

А потом нырнул поглубже, выдохнул и позволил себя нести подводному течению. Здесь в реке было более пятидесяти футов глубины, а вода у дна оказалась ледяной.

Когда его сжала первая судорога, а тело начало сражаться за жизнь, он направился к поверхности, хотя знал, что это ему, похоже, не удастся…

* * *

У земли цвет древесного угля, смешанного с частичками пепла. Когда он набирает ее в ладони, та липнет к рукам и, кажется, почти дрожит от нетерпения. Она плодородна, как никакая иная в окрестностях. Благословенна тропа, которая их сюда привела.

За ним поднимается дом. Настоящий дом с глубоким фундаментом, с подвалом, все еще белеющий свежими балками. За несколько дней они закончат крышу. Это будет хороший дом.

Тихие шаги за спиною вырывают его из задумчивости.

– Я видела дикий виноград на южных склонах. И ежевику размером со сливу. И грибы, много грибов…

Ему нет нужды поворачиваться, чтобы видеть, как светится ее лицо. Но он поворачивается. Любит на нее смотреть.

У нее темные волосы, заплетенные в две косички, карие глаза и веснушки, которые она перестала скрывать с той поры, как он сказал, что они ему нравятся.

– Эта долина – чудесное место, – говорит она.

– Знаю.

Они улыбаются друг другу.

– Брат…

Голос раздается со стороны, он тихий, едва слышный.

Он поворачивается. Энду’рех. Первородный.

– Приветствую.

У Энду’реха припухшие плечи и набрякшее лицо с губами словно пара синих полусваренных улиток. Ничего странного, что он говорит шепотом.

– Еще четыре дня – и конец… – Брат пытается улыбаться, но выглядит это так, словно он изо всех сил старается не закричать.

– Выдержишь?

– Старший говорит, что никто другой, кроме меня, не выдержит.

– Те, кто переносил их хуже, уже мертвы.

Лицо и плечи первородного покрывают свежие татуировки. Сложные узоры заплетаются вокруг глаз, идут по щекам к губам. Стекают вниз по плечам. Кожа вокруг рисунков выглядит обожженной. Не все красители впитываются одинаково хорошо. Те, которым нужно быть голубыми, обрели оттенок гнилого мяса. Следует надеяться, что, когда опухоль сойдет, цвета будут такими, как до́лжно.

Он знает, что брат подвергается этим пыткам уже месяц. Старший уже изукрасил ему спину, грудь, живот и ноги. Лицо всегда оставляют напоследок.

– Когда ты уходишь?

– Через десять дней. Наш Господин ждет.

Наш Господин. Он склоняет голову.

* * *

Хотя он носит в себе бога, он редко ощущает его полное Присутствие. Ох, он с ним днем и ночью, смотрит, слушает, наблюдает, отдает приказы, принимает решения о жизни и смерти, но такое Присутствие скорее схоже с чудовищем, притаившимся на дне темного озера. Почти невидимым.

Но когда бог приходит в полной мере… Это словно безрукий и безногий калека внезапно снова получает возможность бегать, или глухой, слепой и лишенный обоняния волшебно исцеляется, будучи на лугу, поросшем дивными цветами. В первый миг человек оказывается ошеломлен, не в силах воспринять все чудеса.

И так оно всякий раз, когда бог, выбравший его своим сосудом, выныривает наружу. Без предупреждения, он просто – вдруг, в мгновение ока – ЕСТЬ. И тогда он внезапно видит Силу, но не так, как ранее, ощущает ее, как рыба ощущает воду, всем телом, и одновременно он же и является Силой: рыба и море в одном. Чувствует зарождающуюся в глубинах земли дрожь, которая миллионы лет спустя вознесет новые горные цепи и затопит древние равнины на дне океанов. Видит безумствующие высоко над высочайшими тучами вихри, что сильнее и холоднее, чем все ветры, облизывающие поверхность мира. Слышит океан, лежащий в тысяче миль, ленивый и неукротимый, но все равно уступающий силам, что мощнее, чем он. И ощущает остального СЕБЯ, разбросанного по половине континента, в десятке-другом сосудов, и знает, что истинная Сила придет, когда те части соберутся вместе. Тогда бы он мог заставить горы, чтобы те не ждали миллионы лет, но восстали за несколько дней, и что с того, что потоки лавы и сотрясения земли изменят тогда лицо мира? Мог бы совлечь ледяные ветра с небосклона и приказать им заморозить целые страны, мог бы поднять воды морей на десятки миль внутрь суши, затопляя леса и долины. Мог бы разорвать не только этот континент, но и все прочие, вырезая на них свое имя для еще большей славы.