Читать книгу "Желтоглазые крокодилы - Катрин Панколь"

— Это твоя Наташа? — с места в карьер начала она.

— Вот и не угадала, — возликовал Марсель. — Это Жозиана Ламбер. Моя будущая жена. Мать моего ребенка. Моя любовь, моя прелесть…

— В шестьдесят шесть лет — да это смешно!

— Ничто не смешно, дорогая Анриетта, когда говорит любовь…

— Любовь! Ты называешь любовью интерес женщины к твоей мошне!

— Ах, Анриетта, ты становишься вульгарной! Когда лак стирается, вылезает истинная сущность! Что до мошны, как ты говоришь, не беспокойся, на улице я тебя не оставлю, ты бы там в два счета пропала, кстати сказать. Забирай квартиру, и каждый месяц будешь получать алименты, которых тебе должно хватить, чтобы жить с комфортом до конца твоих дней…

— Алименты! В гробу я видала твои алименты, я имею право на половину твоего состояния!

— Ты ИМЕЛА право. А сейчас нет. Ты подписала все бумаги. Ты даже не заподозрила подвоха, ведь меня так легко было удерживать в подчинении столько лет. Ты вышла из игры, Анриетта. Твоя подпись больше ломаного гроша не стоит. Хоть испиши ей сто рулонов туалетной бумаги: может, это тебя утешит. Так что будь умненькой и благоразумненькой, радуйся алиментам, которые я буду тебе платить, а иначе — плюх — и кроме слез у тебя ничего не останется. Придется регулярно прочищать слезные протоки, а не то засорятся.

— Я запрещаю тебе так со мной разговаривать!

— А ты вот долго так со мной разговаривала. Правда, весьма обходительно, выбирала слова, полировала твое презрение, ты же хорошо воспитана… но вот нутро у тебя некрасивое. Оно пахнет плесенью, презрением, прокисшей затхлостью и мещанством. А сегодня я, дорогая, лопаюсь от счастья, у меня замечательное настроение. Воспользуйся этим, поскольку завтра я могу оказаться много злее! Так что придется тебе это съесть. Иначе начнется война. А ты знаешь, что я умею вести войну, дорогая моя Анриетта…

И тогда, как все мелкие и злобные людишки, Анриетта сделала последний мелкий и злобный выпад. Она пролаяла в трубку:

— А Жиль? А машина? Я могу оставить их себе?

— Боюсь, что нет… Прежде всего потому, что он не больно к тебе привязан, а кроме того, мне нужна будет машина, чтобы возить мою королеву и моего маленького принца. Боюсь, придется тебе вновь научиться ходить пешком и пользоваться общественным транспортом. Наконец, существует такси, если тебе не жалко тратить свои сбережения. Я обо всем договорился с адвокатами. Обратись к ним. Они тебе зачитают новую инструкцию по эксплуатации жизни. Потом последует развод. Вещи забирать не буду, все, что мне дорого, я уже унес, а остальное можешь порвать от злости или просто выбросить на помойку. У меня родился ребенок, Анриетта! У меня есть ребенок и женщина, которая любит меня. Я переделал свою жизнь, мне понадобилось немало времени, чтобы сбросить ярмо, но ура, получилось! Пешочком, дорогая, пешочком. Жиль говорит, что ты там злобно круги нарезаешь, так и ходи, кипи, исчерпай свой мешок ненависти до дна, а потом возвращайся домой… Подумай о своей судьбе! Научись быть разумной и скромной. Это подходящая программа для тихой старости! Считай, тебе повезло, что ты не останешься без крыши над головой и без денег на еду до конца жизни, какой бы срок ни назначил тебе Господь в своей бесконечной доброте.

— Ты напился, Марсель! Ты напился!

— Не спорю. Я праздную с утра! Но голова у меня ясная. Можешь нанять всех адвокатов в мире, все равно я тебя поимел, дорогая! Поимел!

Анриетта, вне себя, выключила телефон. И увидела, как машина Жиля сворачивает за угол, оставляя ее в новом, неизведанном одиночестве.

В день, когда маленький Марсель Гробз наконец приехал домой, уютно устроившись на ручках у мамы, весь в небесно-голубом, как его глаза и глаза его отца, перед входом в роскошное жилище, которое отныне станет его резиденцией, наследника ожидал сюрприз. У входа в дом был установлен огромный балдахин из перкали, расшитой геральдическими лилиями, а за складками балдахина, спадающими белой пеной до самой земли, прятались Жинетт, Рене и другие служащие торгового дома Гробз, бросая под ноги новоприбывшим пригоршни риса. При появлении Жозианы с Марселем, они в унисон затянули: «Если б я был плотник, а ты была б Мария, захотела бы ты замуж за меня? Захотела бы ты от меня дитя?»

Сам великий Джонни Холлидей приехать не смог, но Жинетт своим хорошо поставленным голосом пропела все куплеты. Жозиана украдкой роняла слезы на кружевной чепчик сына. Марсель благодарил небеса за свое счастье и попутно информировал зевак, собравшихся вокруг и гадавших, что это празднуют: рождение, свадьбу или похороны.

— Да все разом! — вопил Марсель. — У меня появилась жена, родился ребенок, я похоронил прежнюю, несчастную жизнь и теперь парю в небесах!

— О чем вы думаете, Жозефина?

— Я думаю, что вот уже полгода лежу в ваших объятиях каждый божий день…

— Время показалось вам слишком долгим?

— Время показалось мне легким, как перышко…

Она повернулась к Луке, который, опершись на локоть, смотрел на нее, водя пальцем по ее обнаженному плечу. Она откинула прядь волос и поцеловала его.

— Мне скоро уходить, — вздохнула она, — а уходить никогда не хочется…

«Время летит, как перышко, — думала она, возвращаясь домой на машине. — И это не пустые слова. Все происходит так быстро». Гэри оказался прав: каникулы кончились, дети вернулись, загорелые и румяные, как персики, с острова Мюстик, жизнь вошла в свою колею. О статье больше никто и не вспоминал.

Однажды Ирис пригласила ее на обед. Филипп и Александр были в Лондоне. Они ездили туда все чаще и чаще. Филипп, что ли, решил переехать насовсем? Она не знала. Они больше не разговаривали, не виделись. «Лучше пусть будет так», — уверяла она себя каждый раз, думая о нем. Они обедали вдвоем в кабинете Ирис, Кармен подавала на стол.

— Зачем ты это сделала Ирис, зачем?

— Я думала, это игра. Хотела, чтобы обо мне говорили. И прогадала! Филипп избегает меня, Александру пришлось объяснять, что это была дурная шутка, а то он смотрел на меня с таким отвращением, что я боялась встретиться с ним глазами.

— Это ты отослала фотографии в редакцию?

— Да.

«Зачем говорить обо всем этом, — подумала Ирис. — Сил никаких нет. Зачем обо всем этом думать? Еще раз меня застукали, я снова попалась. Никогда не умела разобраться, что происходит у меня в душе, просто не могу, и даже если бы могла, вряд ли это было бы мне интересно. Я не способна понять себя и не способна понять других. Я существую сама по себе, и они существуют где-то сами по себе. Я словно дрейфую в открытом море, и они дрейфуют где-то далеко от меня. Не умею доверять, не умею довериться. Не могу найти человека, с которым могла бы поговорить по душам, у меня нет настоящей подруги До сих пор я думала, что и так сойдет. Бездумно плыла по течению, жизнь была легкой и тихой, иногда, правда, довольно противной, зато легкой. Я бросала кости, и удача улыбалась мне. Но вдруг ее улыбка померкла. — Ирис вздрогнула и поежилась. — Жизнь избегает меня, и я ее избегаю. Таких людей немало, многие точно так же тянут руки к чему-то ускользающему, мимолетному. Не знаю даже, как назвать это ускользающее и мимолетное. Не знаю…»