Читать книгу "Вершины и пропасти - Софья Валерьевна Ролдугина"

больно.

Усилием воли Фог заставила себя выпрямиться и расслабить тело; некоторое время она лежала, бездумно разглядывая узор пёрышек-облаков на призрачной лазури небосвода, а затем поднялась, оперлась на изрядно опалённый сундук – и принялась медленно спускаться в долину.

Алаойш Та-ци, озеро Арирамар, граница Лоргинариума и Ишмирата

Что Алаойш усвоил за долгую жизнь крепко, так это простую истину: своевременность – непременная составляющая любого чуда.

А ещё – несомненная добродетель.

Беглую ученицу он нагнал уже у самого озера, незадолго до рассвета. Ещё издали увидел дирижабль – и обрадовался, что успевает… но тут же крепко выругался, когда тёмное небо озарила яркая вспышка. Даже издали было очевидно, что дело не в неисправности, не в неотлаженном механизме, а виноват злой умысел. Сперва стало не по себе: а ну как Фог застали врасплох и она не сумела себя защитить? Алаойш сдвинул окулюс со лба на переносицу, подкрутил колёсики, настраивая прибор, и с облегчением разглядел среди дыма и огня плотное скопление морт. Оно качнулось из стороны в сторону, а затем нырнуло вниз; зависло над верхушками деревьев, покружило по округе – и опустилось к земле.

– Жива, – выдохнул он с облегчением. И – заметил, как от озера скачками движется другое облако морт, оставляя длинный хвост розового тумана. – Ну, этого ещё не хватало! Ты откуда взялась-то? И куда тебя несёт, сидела бы и дальше во дворце, пела бы ишме в ухо – и ему спокойней, и ты при деле, вредить некогда. А, вот же…

Поспешно сунув окулюс в сумку, чтоб не мешался, Алаойш пришпорил доску. Голова немного кружилась от недосыпа, но сознание оставалось ясным; он был готов к битве, как никогда…

…но совершенно не готов к тому, что к ней опоздает.

На несколько минут потоки морт над поляной, куда опустилась Фог и куда устремилась потом Дуэса, словно бы взбесились. Потом наступило краткое затишье, и следом – новая вспышка, такая яростная, что часть деревьев по направлению удара полегла, как трава от ветра. Алаойш ещё прибавил ходу, но когда добрался до поляны, то не обнаружил там никого живого, только следы недавней ожесточённой схватки. Ближе к краю поляны лежал мертвец, седой мужчина с чудовищно перекошенным лицом – настолько, что с трудом удалось признать в нём киморта из цеха в Шимре, достопочтенного Ниаллама Хан-мара. Он происходил из семьи начальника дворцовой охраны и был приближен к самому ишме – не нынешнему, правда, а его прадеду, чьим товарищем по детским играм он стал волею случая.

А молодой ишма его не жаловал; да и сам Ниаллам, точно чувствуя, что ему при дворе не рады, проводил много времени на юге, в пустыне, возвращаясь в цех лишь изредка.

Алаойш помнил его совсем юным – мальчишкой, ещё учеником, который впервые примерил багряные церемониальные одежды придворного, чтобы вместе с наставницей побывать на торжественном пиршестве в честь восхождения очередного правителя на престол. Правитель вскоре состарился и умер. А мальчишка-киморт – повзрослел, а потом и поседел до срока, не рассчитав силы и надорвавшись, когда пришлось спасать город от паводка…

– Кто бы мог подумать, что такой, как ты, сойдётся с Дуэсой, – пробормотал Алаойш, присаживаясь на корточки рядом с трупом. – Ну и помотало тебя… И перенапряжение, и морт-истощение. Ох, ещё и бодрящего дурмана принял, уж не знаю, по своей ли воле… А отчего помер? Интересно, не встречал такой отравы… Что ж, печальная жизнь и нелепый конец – урок всякому, кто это видел.

Он собирался было уже отправиться дальше, к озеру, чтобы догнать Фог, ускользнувшую в очередной раз у него из-под носа, когда заметил на окраине леса, под большим деревом, живого человека.

Знакомого – хотя узнать его сейчас было нелегко.

– Сидше Джай-рон, – вспомнил Алаойш имя. И улыбнулся дружелюбно. – Скверно выглядишь.

Капитан поднял на него помутневший взгляд. Некогда прекрасное лицо заострилось; кожа посерела и облепила череп. На груди и на животе проступало на чёрной плотной ткани пятно, от которого несло одновременно и кислым, и палёным, и затхлым. Он был тяжело ранен, причём кимортом, и злая, тлетворная морт даже сейчас продолжала разъедать его плоть. Алаойш, конечно, тотчас же опознал бледно-розовую, обманчиво безобидную дымку и понял, чьих рук это дело.

«Дуэса».

– Ты, – выдохнул Сидше, и веки у него дрогнули. – Хорошо… Как хорошо. Ступай за Фог. Спаси её. Она… она будет счастлива, она ведь тебя… – Он прерывисто втянул воздух и замер, стараясь не шевелиться: очевидно, что каждое лишнее движение, каждое слово причиняло ему боль.

«Сколько ему, лет сорок? А выглядит едва на тридцать… Юнец, жить и жить ещё».

– Не пойду, – ответил Алаойш вслух и присел рядом с ним на корточки. С удовольствием отметил, как капитан широко распахнул глаза – недоверчиво, удивлённо. – Фогарта и сама справится, она умная девочка, а сил ей хватит на дюжину таких, как Дуэса Шин-раг. И если кого здесь спасать и надо, так это тебя, дружок.

Сидше хотел, кажется, возразить, но не сумел. Стоило ему двинуться, как боль стала нестерпимой. Он длинно, свистяще выдохнул, дёрнулся – и у него закатились глаза.

– Ну, главное, что жив, – философски пожал плечами Алаойш – и осторожно потянул за краешек розоватого облачка морт, распуская его, как как тонкое рыхлое кружево.

Облачко развеялось – а вместе с ним и губительное стремление, вложенное в него.

Сидше затих и стал дышать чуть ровнее. Алаойш, предчувствуя, что работы много, снова достал окулюс, настроил его для работы теперь уже не с далёкими, а с мелкими предметами – и приступил к делу.

По правде говоря, больше всего это напоминало штопку.

– Как хорошо, что Дуэса любит помучить людей, – бормотал он себе под нос, аккуратно восстанавливая повреждённые рёбра и плоть, наращивая медленно кожу. – Чуть меньше драмы, чуть больше расчётливости – и мы бы тут с тобой не поговорили. Интересно даже, чем ты так провинился, что заслужил такую пытку… Впрочем, известно чем: остался собой, в то время как она хотела из тебя вытесать удобного болванчика, вроде того, что вон там, у пня лежит. Ты его прикончил, кстати?

Сидше слабо пошевелился и моргнул. Он по-прежнему был смертельно бледен, но мутная пелена на глазах исчезла; подумав, Алаойш мазанул ему пальцем по губам, подлечивая трещинки:

«Так говорить сподручнее – да и Фог будет целовать приятнее, когда она вернётся».

Его немного беспокоило, что земля продолжала сотрясаться, да и над озером вдали собрались тучи; но пока дальше этого дело не заходило.

– Она… она бы его не убила, – произнёс