Читать книгу "Чужак - Симона Вилар"

— Вы прибыли издалека? Говорите, из каких вы краев. — Заговорил зеленоглазый купец:

— Пусть боги воздадут вам по заслугам, братья-конунги славного Киева. А мы ваши земляки и родичи и пришли к вам с миром и торговлей, с богатыми дарами.

Он сделал жест, и один из его людей стал доставать из сумы превосходное оружие — мечи в ножнах, широкие круглые щиты с набитым изображением ворона, связки копий с литыми наконечниками. Складывали дары у ступеней перед помостом.

— Все это славная нормандская сталь: ужи кольчуг, жернова сражений, жала ясеня[157]. Сейчас самое время торговать в Киеве оружием, не так ли, великие конунги?

Купец говорил на том общем варяжском, какой был принят между скандинавами — нурманами, свеями и данами. И говорил иносказательно, как скальд. Но Аскольд продолжал молчать, и речь продолжил Дир.

— Ты угадал, гость, в Киеве всегда нужна славная северная сталь. Но кто ты, откройся? По твоему говору я признал в тебе скальда не из последних.

— Ты мудр, конунг. Я скальд и родич твой. Имя мое Олаф, сын Гутторма из Себерга, а он, в свою очередь, был сыном прославленного скальда Браги Старого, который сейчас пьет из одного рога с Одином, как и положено умельцу слагать песни. Вы понимаете, о чем я говорю? Ведь по нему мы и в родстве.

Дир только удивленно заморгал и перевел взгляд на старшего брата. Аскольд по-прежнему молчал, лишь рука его на подлокотнике чуть сжалась, впиваясь в завиток резьбы. Дир начал теряться. Хотя он давно покинул родину, но знал, как важно для выходцев с Севера упоминание о предках. Однако Аскольд не любил этот обычай, раскрывающий его прошлое. Потому же не любил его и Дир. И вот оказывается, что у них в роду есть некто, кем они могли гордиться. Ведь кто же не слыхивал о великом Браги Старом?

И тут Аскольд, наконец, подал голос.

— Мне приятно, что кто-то побывавший подле Хельга Хольм-градца знает о моем родстве со скальдом Браги. Ибо мой недруг Вещий давно оклеветал меня.

Тут купец Олаф заулыбался.

— Я не слушал, что говорят люди Хельга. Я знал, что твоей бабкой, Оскальд, была Гудруна из рода…

Далее последовал перечень целого ряда родственных связей, о которых скальды знают лучше прочих, и Аскольд выяснил неожиданно, что его отец-викинг и впрямь был в родстве с Браги Старым. Что ж, полезно узнать подобное, а не только помнить позорное прозвище, каким его наградили в детстве. И, слушая медоточивые речи неожиданно объявившегося родственника, Аскольд словно размяк, прошло даже неприятное щемящее чувство, не покидавшее его с того момента, как он увидел купца. «Но он ведь мне знаком», — вновь возникла в голове тревожная мысль. Возникла и исчезла. «Он мой родственник», — словно приказывали поверить Олафу, сыну Гутторма. Аскольд и поверил. Почти поверил. Ибо задал вопрос, волновавший его больше всего:

— Скажи мне, купец-скальд Олаф, что побудило тебя оставить Вещего Хольмградца и идти к Киеву? Разве Хельг не собрал под свой стяг самых прославленных сыновей Севера, дабы разделаться со мной?

По лицу Олафа прошла тень брезгливости, и он переглянулся со своими спутниками.

— Не назову я великим вождем ратей того, кто своих соплеменников ставит в один ряд с местным мужичьем. Ибо под рукой Хельга собрались не только клены дружин[158]с прежней родины, но и мужи из местных племен. И Хельг следил за тем, чтобы они во всем были уравнены с викингами. Мало того, что Хельг не позволил викингам взять свою дань ни со Смоленска, ни с Любеча, обещая последующую награду, но он даже при мне наказал одного свободного ярла, не приняв его сторону в споре с неким кривичей. Я правильно назвал — кривичем? Даже выставил для гордого ярла вислоногого коня с льняной уздой-петлей.

И Олаф нахмурился, а его сопровождающие сокрушенно закивали головами.

Дир оглянулся на брата.

— Что он говорит? Я не понял. — Аскольд поглаживал длинную бороду.

— Он говорит о виселице. Якобы Олег повесил какого-то ярла из-за кривича. Что ж, он так давно живет в землях словен, что с него станется.

И он повернулся к Олафу.

— Я согласен принять твои дары, Олаф, сын Гутторма. Но скажи, что ты решил, покидая Хельга Вещего: готов ли служить мне?

— Не гневайся, мудрый конунг, — склонил голову зеленоглазый скальд. — Много бы мне было славы, примкни я к тебе, но среди ярлов Хельга есть люди, с которыми я дружен. И если я ушел от Хольмградца, это еще не повод идти к тебе и скрещивать с ними оружие в зове лезвий[159]. Я просто прошу тебя, как земляка и родича, дать мне пройти водным путем в «греки», в Миклегард великий. Ибо я прежде всего купец.

— Барышник, не хуже наших киевлян, — почему-то разозлился Дир, уже мечтавший заполучить в свою дружину пришлого. — Но отчего ты так уверен, Олаф, что мы пойдем тебе навстречу? Почему должны доверять тебе, когда ты, может, просто подослан Олегом как доглядник?

Тут Олаф-скальд впервые улыбнулся. Зубы у него были на редкость хороши — крепкие, хищные. Темная татуировка изогнулась при движении щек.

— Я не первый год живу под солнцем и понимаю, что сейчас не та пора, когда можно верить любому пришлому. И когда я уходил от Хельга, то прихватил у него кое-что вам в дар, конунги. Когда вы узнаете, что… вернее, кого я похитил у Олега, вы сразу поймете, что я не враг. Слыхивали ли вы о Торире Ресанде, сыне Эгиля Вагабанда? Люди говорят, что он лютый недруг ваш. Вот мы и скрутили его, затащив на мой кнорр[160], когда вечером в сумерках отходили от пристаней Любеча.

Тут даже Аскольд приподнялся, а Дир едва не взвыл. Подскочил к купцу, схватил его за грудки.

— Где проклятый Эгильсон?! Где он?!

Охранники Олафа наскочили на молодого князя, гридни от дверей кинулись на них.

— Стоять! — неожиданно сильно гаркнул Аскольд, поднимаясь. Оступился, вновь упав в кресло.

— Если, правда то, что ты сказал, Олаф, сын Гутторма, то я не просто позволю тебе идти Днепром в «греки», но еще и богато награжу.

Олаф отцепил от себя руки Дира, тщательно поправил бороду. И, наконец, заставил себя улыбнуться.

— Я всегда умею блюсти выгоду. А что до Торира Эгильсона, то он на моем корабле.

— И ты не привел его!.. — разозлился Дир. Купец замялся.

— Видишь ли, славный даритель злата, этот Торир дважды пытался бежать, за время, что мы шли к Киеву. И очень разозлил меня. Вот я и велел привязать его на форштевне моего корабля. Оттуда он не сможет убежать, разве что речной воды напьется вдоволь.