Читать книгу "Паргоронские байки. Том 1 - Ксения Рудазова"

Не словами разъяснил, конечно. Он начал с того, что дал мне пощечину. Это был первый и последний раз, когда он ударил меня сам, не через своих шершней.

После этого он долго и нудно перебирал все тридцать испытаний, что я прошел на экзаменах, и критиковал каждый недополученный мною балл. Я не соврал, когда сказал, что хуже всего вышло у Оракула – этот киров истукан присудил мне всего один балл из двадцати. Видимо, прозрел вот эту самую ночь – как я пьянствую с Темным Властелином и Паргоронским Корчмарем.

- Дурак твой оракул, - сказал Янгфанхофен. – Приятная компания, все свои. Кому-нибудь еще пива?

- Кстати, среди моих приспешников полным-полно тех, кто получал у вашего Оракула один и даже ноль баллов, - заметил Бельзедор, сдувая пенную шапку. – И они прекрасные приспешники, я ими горжусь.

До конца лета я жил ожиданием. Меня больше не трогали. Отец периодически читал нотации, но хотя бы отвязался с муштрой. Я поступил, этого уже никто изменить не мог.

Расстроило меня то, что и братья с сестрами почти перестали со мной общаться. Они и раньше редко это делали – завидовали, боялись перечить отцу... но теперь вообще стали смотреть на меня, как на чумного.

Меня это задевало. Я же не виноват, что единственный родился с талантом. В других семьях такое тоже не редкость, волшебный дар – это не что-то повсеместное... но в других семьях к этому нормально относятся. А наши родители остальных своих детей словно вовсе не замечали, все внимание сосредоточив на мне.

Особенно отец, конечно. Маме, в общем-то, и до меня дела не было. Вы же обратили внимание, что она почти не участвует в повествовании? В семейной жизни она тоже почти не участвовала.

Как я уже сказал, у них с отцом не вышло счастливого брака. Хотя они и прожили вместе до самой смерти, но вели себя скорее как соседи, которые вынужденно делят один дом. Возможно, до моего рождения было как-то иначе, не могу сказать.

А потом закончилось то неприятное лето, минул Добрый День и началась осень. Восьмого числа, в день Бумажного Вепря, я, как и все школяры по всему миру, отправился учиться.

Про сам Клеверный Ансамбль я здесь рассказывать не буду. Думаю, вы и так прекрасно о нем осведомлены. Это, конечно, уникальное учебное заведение, второго такого в нашем мире нет, и я был очень горд, что туда поступил.

Меня, как я уже говорил, зачислили в институт Унионис, на факультет великодушия. Вычурное название, и не слишком удачно отражающее суть. Я всегда считал, что называть то, что мы делаем, «великодушием» - это как-то напыщенно. Ну то есть да, мы делимся с животными частицами собственной души, как бы поднимаем их в развитии, одаряем разумом и волшебными способностями... но мы же не бескорыстно это делаем. Это нужно в первую очередь нам самим. Мы таким способом колдуем.

Пес Тифон оторвался от миски, куда хозяин все время подкладывал куски вырезки, сахарные кости и другие лакомства, и долгим немигающим взглядом посмотрел на Дегатти. Тот ответил таким же взглядом. Волшебник и его фамиллиар с полминуты вели неслышную беседу, а потом Дегатти погладил пса, и тот снова начал есть.

Нас, поступивших на Унионис, встретил ректор, мэтр Скидульк. У нас, детей, он сразу вызвал восхищение, потому что выехал верхом на жирафе. Фауна Мистерии в целом довольно обычна, и таких экзотических животных я до этого видел только в зверинце.

- Здравствуйте, дети! – добродушно окликнул нас Скидульк. – Еще раз поздравляю вас с началом учебного года!

- Пасиба!.. – раздались нестройные ответы.

Все таращились на жирафа.

- Меня зовут профессор Скидульк, и я ваш ректор. А это Маммара, моя очаровательная жирафа. Но мы с ней с вами пробудем недолго, потому что мы разобьем вас на два потока, и дальше вами займутся деканы... ну а они раздадут вас классрукам.

Это всем было понятно. Собственно, до ректора нас точно так же поприветствовал президент Провокатониса – университета, объединяющего институты Унионис, Субрегуль, Апеллиум, Нигилиум и Вакуумад. А после мэтра Скидулька я познакомился со своим деканом... а потом классруком... но я не буду их всех описывать. У них не было жирафов, и они не настолько врезались мне в память. Да и не о них моя история.

Об учебе я тоже не буду слишком уж распространяться. Она длилась двенадцать лет. Пять лет базового курса, три – полевой практики, четыре – бакалавриата. Если я стану рассказывать о них всех хоть чуточку подробно, мы съедим все запасы Янгфанхофена.

Так что я сразу возьму большой тайм-аут... или как там называется тот прием, когда проскакиваешь в истории большой срок?.. Тайм... что-то там тайм. Извините, если получается сумбурно, я просто еще никогда никому не рассказывал эту историю, так что сейчас подбираю слова на ходу.

В общем, я перескочу для начала через два года. У нас был урок истории и философии магии... страшно занудный предмет, совершенно бесполезный и чуть ли не самый у нас всех ненавистный. Раньше их вообще было два – история отдельно, философия отдельно, - но за три года до моего поступления их объединили. Кажется, Локателли заявил, что если уж детские страдания неизбежны, то пусть их хотя бы будет поменьше.

Моему дедушке это бы не понравилось. Он, если помните, как раз историю магии и преподавал. Но он вышел в отставку... кстати, как раз за три года до моего поступления. Теперь я вспоминаю об этом, и мне начинает казаться, что этого не сделали раньше только из уважения к дедушке Айзе. Он ведь был одним из самых заслуженных историков.

Вполне может быть, кстати, что он был одним из немногих, кто умел делать этот предмет интересным. Во всяком случае, я его рассказы всегда любил слушать.

А вот у нас историю и философию преподавали без огонька. И не профессор, а всего лишь бакалавр – довольно пожилая волшебница, которой было наплевать и на нас, и на свой предмет. Историю она читала по учебнику и требовала, чтобы мы зубрили имена и даты. Философия же сводилась к набору определений и тезисов.

- Это лучший способ угробить философию, - заметил Бельзедор. – Не только магии – чего угодно. На самом деле это интереснейший предмет – но его нужно правильно преподавать.

- А у кого ей учился ты? – саркастично спросил Дегатти.

- У лучшего учителя в мире. Но мы тут не обо мне говорим.

Я, честно признаюсь, учился спустя рукава. До школы отец выжимал из меня все соки, не давал минуты продохнуть, и как только я избавился от его надзора, то сразу разболтался. Для меня слишком новым и непривычным оказалось, что можно не приготовить уроки, пропустить занятие, не слишком усердно тренироваться – и тебе это сойдет с рук! Не всегда, конечно, учителя у нас были довольно строгие... но в сравнении с отцовским террором они были ласковы, как щеночки. Я сразу научился обводить их вокруг пальца.

К тому же суровое дошкольное образование дало мне слишком большую фору. Поначалу я сильно опережал тех, кто начал с чистого листа, ничего не умея. Я уже владел основами – умел поглощать и применять ману, чувствовал ауры, знал назубок теорию... и поначалу мне все давалось безо всякого труда. Я привык, что я лучше всех, что стараться особо не нужно – и в дальнейшем это сослужило мне дурную службу. К тому времени, когда началось что-то для меня новое, я вконец обленился.