Читать книгу "Дневник. 1873–1882. Том 2 - Дмитрий Милютин"

Теперь же задумали достигнуть усиления кавалерии, не прибавляя ни копейки к расходам на ее содержание! И вот как решается эта неразрешимая задача, эта квадратура круга: нынешние запасные эскадроны присоединяются к действующим полкам, которые затем рассекаются на 6 эскадронов в каждом, с уменьшением состава их до 12 рядов и без прибавки офицеров; обязанности же запасных эскадронов возлагаются на нынешние ремонтные команды! Не есть ли это фокус, обман самих себя? Конечно, полки не останутся в 12-рядном составе; через год или два будет, несомненно, заявлена необходимость довести их снова до 16-рядного состава, и тогда потребуют на это новые суммы. Точно так же докажут, что нельзя обойтись ни настоящим числом офицеров в полках, ни составом ремонтных команд для исполнения возлагаемых на них обязанностей. Но какое кому дело, что будет через год или два; лишь бы теперь вывернуться.

И с предположенным переформированием кавалерийских полков все-таки у нас будет недостаточно кавалерии, а между тем в числе мер к получению денежных средств на переформирование решено упразднить Башкирский полк, который был так устроен, что в случае войны давал возможность быстро сформировать целую дивизию легкой полурегулярной кавалерии. С упразднением запасных эскадронов мы лишаемся и возможности формировать в военное время резервные полки.

Другая работа, о которой пишет мне Обручев и которую еще менее могу я одобрить, – хотят опять разделить Главный штаб на два отдельных управления: Генерального штаба и инспекторское; [чуть ли не даже намерены] восстановить прежние нелепые названия генерал-квартирмейстера и дежурного генерала. Какая надобность в этой ломке? И можно ли чем-либо оправдать возвращение к старому, 20 лет тому назад похороненному?

7 сентября. Среда. Почти целый месяц не открывал своего дневника. Время бежало незаметно, без всяких выдающихся случаев в моей однообразной деревенской жизни. Однообразие это нарушалось только посещениями некоторых гостей, с которыми приходилось проводить целые дни. Кроме гостившего у нас младшего сына графа Гейдена и приехавшей на время племянницы моей Мордвиновой, навестили нас в течение этого месяца Николай Федорович Козлянинов со своей семьей, Анатолий Федорович Кони, князь Юрий Оболенский с женой, кореизские соседки наши: графиня Тизенгаузен с баронессой Пиллар и графиня Сумарокова-Эльстон с младшей дочерью. Особенно приятно было свидеться с петербургским нашим приятелем Александром Ивановичем Лаврентьевым (редактором «Инвалида» и «Военного сборника»), который провел около месяца в своем имении за Ялтой. Он был у нас два раза с женой и сестрой; мы также навестили его в Наташине.

Сегодня же неожиданно приехал капитан 1-го ранга Рогуля, имя которого сделалось довольно известно в последнюю Турецкую войну по поводу действий наших моряков на Дунае. Он привез мне из Орианды несколько объемистых пакетов, присланных моим бесценным корреспондентом Головниным через адмирала Попова, который опять прискакал в Крым по случаю завтрашнего дня рождения великого князя Константина Николаевича. Капитан Рогуля теперь живет в своем именин под Бахчисараем без всяких служебных обязанностей, как и многие другие моряки, считавшиеся на лучшем счету в прежнее время. Во флоте так же много недовольных настоящим порядком дел, как и во всех других ведомствах и родах службы. Присланные мне Головниным разные записки и вырезки из газет я не успел еще рассмотреть.

Вечером же сегодня посетил нас только что приехавший ближайший наш сосед Сергей Иванович Мальцов, такой же живой, кипятящийся, как и прежде, несмотря на его восьмой десяток лет.

8 сентября. Четверг. Бóльшую часть дня рождения великого князя Константина Николаевича провел я в Орианде. После обедни в Ливадийской церкви я в числе других собравшихся лиц был приглашен к завтраку. Кроме съехавшихся, по обыкновению, моряков (адмиралы Попов, Никонов, Пещуров и проч., и проч.), встретился я со многими из петербургских приезжих на осенний сезон в Ялту: князем Дмитрием Мирским, министром государственных имуществ Островским, новым товарищем (только что назначенным) министра народного просвещения князем Михаилом Волконским и другими. За завтраком сидел между хозяином и Островским.

Не стесняясь присутствием за столом многочисленных и самых разнородных гостей, великий князь заводил разговоры весьма щекотливые о современном ходе дел [и громко выражал свое неодобрение тем порядком, которым теперь решаются весьма серьезные законодательные меры по линии Государственного совета. В особенности его высочество восставал против новых правил о печати, проведенных графом Толстым через Комитет министров. Великий князь осуждал при этом недостаток courage civique[138] в министрах и отсутствие единства между ними.]

Мы с Островским старались свести речь на другие предметы; однако же и сам Островский сообщил нам при этом некоторые не лишенные интереса сведения о закулисных действиях в высшей правительственной среде. Между прочим рассказал он, что Игнатьев, представив государю записку о Земском соборе, настаивал на неотлагательном объявлении об этом новом учреждении в день 6 мая на том будто бы основании, что 6 же мая был открыт последний из бывших на Руси земских соборов; а к тому же и прошлогодний достопамятный циркуляр его, Игнатьева, по вступлении в должность министра внутренних дел был также помечен днем 6 мая.

Эти ребяческие соображения, как видно из рассказа Островского, не убедили государя в необходимости торопиться в таком важном деле; он решился собрать совещание для обсуждения его. Тогда Игнатьев стал просить государя возвратить ему записку и не давать ей хода; однако же совещание состоялось, и неожиданно для самого Игнатьева поднятый им вопрос о Земском соборе предложен на обсуждение. Тут Игнатьев начал было вывертываться и хитрить до того, что государь два раза сказал ему, что он говорит теперь или говорил прежде неправду и что его собственные объяснения выказывают крайнее легкомыслие. По словам Островского, совещание это произвело на всех присутствовавших самое тяжелое впечатление; никогда еще ни один министр не попадал в такое жалкое, унизительное положение перед товарищами своими. Совещание это и решило окончательно удаление Игнатьева.

Сосед наш Мальцов – дядя Игнатьеву – до сих пор всегда восхищался своим племянником; но теперь и он восстал на него, признает, что он наделал много глупостей и ему не следовало вовсе принимать Министерство внутренних дел.

Новое назначение князя Волконского товарищем Делянова не обещает ничего хорошего. Они оба будут заодно послушными орудиями Каткова.

11 сентября. Суббота. Вчера утром приехал в свое имение Ай-Тодор великий князь Михаил Николаевич со всей своей семьей, за исключением лишь старшего сына Николая Михайловича, который держит экзамен для поступления в Академию Генерального штаба. Сегодня я был у их высочеств. Они приняли меня весьма любезно, удержали к завтраку; я провел у них незаметно в разговорах более трех часов. От них только я узнал о внезапной поездке государя с императрицею в Москву, откуда они должны сегодня же возвратиться в Петергоф. Поездка эта была предпринята совершенно внезапно, так что накануне еще никто не знал о намерении их величеств.