Читать книгу "Перегрузка - Артур Хейли"

Понемногу на свет всплывало все.

Кинобогиня не хотела признавать, что у нее есть ребенок, опасаясь навредить своему кинообразу юной девушки. Плейбой же заботился лишь о том, как бы избежать осложнений и ответственности.

Поэтому Георгоса держали подальше от глаз, и в разные периоды детства его последовательно направляли к приемным родительским парам, но никого из них он не любил. Имя Арчамболт он получил по линии семьи его матери.

К девяти годам Георгос однажды видел своего отца и всего три раза свою мать. Больше они не встречались. Будучи ребенком, он с неудержимой решительностью стремился к своим родителям, но они столь же решительно предпочитали не знать его.

Оглядываясь назад, можно было сказать, что у матери Георгоса совести было побольше, чем у его отца. Она по крайней мере посылала Георгосу немалые суммы денег через одну афинскую юридическую фирму. Эти деньги позволили ему поступить в Йель и получить степень, а позже финансировать “Друзей свободы”.

Бывшая киноактриса, внешность которой теперь была далеко не божественной, изобразила потрясение, когда репортеры сообщили ей, на какие цели использовалась часть ее денег. Парадоксально, но ей, казалось, нравилось внимание, которое привлек к ней теперь Георгос, возможно, потому, что она жила в неизвестности в неряшливой квартире в окрестностях Афин и много пила. Она также была больна, но не хотела обсуждать природу своего недомогания.

Когда деятельность Георгоса ей описали в деталях, она сказала:

– Это не сын, это злой зверь.

Тем не менее, когда женщина-репортер спросила ее, не считает ли она, что Георгос стал “зверем” из-за ее пренебрежения им, бывшая актриса плюнула ей в лицо.

В Манхэттене постаревший плейбой, отец Георгоса, несколько дней увиливал от прессы. Потом, когда один репортер обнаружил его в баре на Пятьдесят девятой улице, он сначала отвергал любую связь с греческой кинозвездой и уж тем более свое отцовство. Когда же ему показали документальные подтверждения того, что Георгос – его сын, он пожал плечами и сделал заявление:

– Мой совет легавым – пристрелить на месте этого ублюдка.

Георгос как должное принял комментарии своих родителей. Ничто не удивило его, но они усилили ненависть ко всему окружающему.

В последнюю неделю апреля Георгос решил, что настало время действовать. Его подстегивала мысль о том, что невозможно скрываться до бесконечности. Два дня назад, покупая продукты в маленьком универсаме, он поймал на себе пристальный взгляд какого-то посетителя. Георгос поспешно покинул магазин. Но он учитывал и другое: те, кто слышал о нем и видел его фотографии, должны были к этому времени подзабыть его внешность.

План, который разработал Георгос, заключался в том, чтобы взорвать огромные водяные насосы охлаждения на электростанции “Ла Миссион”, на той самой, где примерно год назад, прикинувшись представителем Армии спасения, он взорвал бомбу, повредившую энергоблок, который газеты называли Большим Лилом. Он узнал об этих насосах, когда изучал справочники по энергетике, чтобы определить, где “ГСП энд Л” будет наиболее уязвима. Он также посетил Школу инженеров Калифорнийского университета в Беркли, узнав, что там чертежи “Ла Миссион” и других установок доступны всем.

И все-таки теперь, понимал он, шансов проникнуть на “Ла Миссион” у него почти не было: охрану станции наверняка усилили. Но “почти” не значит “совсем”. Хорошенько все подготовив и при большом везении, он все же мог проникнуть в насосное помещение. Одиннадцать массивных мощных насосов, находившихся там, были важны для работы пяти энергоблоков, включая Большого Лила. Разрушив их, он на месяцы вывел бы из строя всю электростанцию.

Это было бы все равно что перерезать “дорогу жизни”.

Подбираться к насосам лучше всего было со стороны Койот-Ривер. “Ла Миссион” построили прямо на берегу реки, что позволяло забирать воду для охлаждения, а потом возвращать обратно. Георгос предполагал на резиновой лодке добраться почти до самой электростанции. Ну а после этого в дело вступит аппарат для подводного плавания. Уж здесь-то он был мастер, на Кубе его обучили взрывным работам под водой.

По картам Георгос определил, что на фургоне он сможет подъехать почти вплотную к “Ла Миссион”. Здесь, на пустынном берегу, в полумиле от станции, он подготовит лодку. Ну а дальше на него поработает течение реки. Почти неразрешимой проблемой было возвращение к фургону, но над этим этапом операции он старался пока не задумываться.

Итак, он проберется к насосам под водой через металлическую решетку и две заградительные проволочные сети. Инструменты для того, чтобы сделать в них отверстия, хранились вместе с его подводным снаряжением. Цилиндрические бомбы будут привязаны к поясу. Попав внутрь, он легко и быстро установит бомбы в корпусах насосов. Это был прекрасный план, как и казалось с самого начала.

Оставался единственный вопрос: когда начинать? Сегодня была пятница. Взвесив все, Георгос решил – в следующий вторник. Он покинет Норд-Кася, как только стемнеет, проедет на “фольксвагене” примерно пятьдесят миль до “Ла Миссион”, затем сразу приготовит лодку.

Теперь, когда решение было принято, им овладело беспокойство. Квартира, маленькая, мрачная, скудно обставленная, напоминала тюрьму, особенно в дневное время, но Георгос знал, что выходить на улицу просто для прогулки – глупый риск. Нет, он останется затворником до воскресного вечера, тогда уже возникнет прямая необходимость выйти, чтобы купить еще продуктов.

Ему недоставало его журнала, куда он привык записывать свои мысли, но старый был захвачен врагами, а на то, чтобы завести новый, он не мог найти в себе сил.

Все, что ему сейчас оставалось, так это кружить по трем тесным комнатам квартиры.

На кухне его взгляд остановился на конверте, лежавшем на газовой колонке. В нем была так называемая потребительская анкета. Она пришла по почте несколько недель назад – и откуда! – из “Голден стейт”. Письмо было адресовано некоему Оуэну Грейнджеру – под этим именем Георгос снял квартиру. Он внес плату за три месяца вперед, чтобы избежать вопросов о кредите. (Георгос всегда все счета оплачивал сразу же, чтобы не привлекать к себе внимания. Неоплаченные счета возбуждали ненужный интерес.) Один из пунктов этой вонючей потребительской анкеты так разозлил Георгоса, что он запустил в стену чашку, оказавшуюся у него в руках. Чашка разбилась вдребезги. Этот пункт гласил:

"Голден стейт пауэр энд лайт” приносит извинения своим клиентам за неудобства, вызванные трусливыми нападениями на установки компании со стороны мелких невежественных людей с большими претензиями. Если Вы знаете способы, как покончить с подобными нападениями, пожалуйста, сообщите нам свои предложения”.

Тогда же Георгос сел и написал злой ответ: “Люди, которых вы самонадеянно называете мелкими, трусливыми, невежественными, совершенно не такие. Они – воистину герои, борющиеся с эксплуататорами народа. Возмездие настигнет вас! Помните об этом. Когда наша революция победит, вас ожидают не какие-то там “неудобства”, а смерть…"