Читать книгу "Великая русская революция. 1905-1922 - Дмитрий Лысков"

Организация внерыночного товарообмена (снабжения) крайне запоздала и не могла быть налажена в условиях экономической, хозяйственной и государственной катастрофы.

При этом правительство — любое правительство — остро нуждалось в хлебе. Абсурдны обвинения, что большевики осуществляли жесткую политику заготовок «для того, чтобы удержаться у власти». Как бы действовали на их месте любые другие силы, учитывая, что Наркомпрод был завален телеграммами о трагическом положении в городах: «Иваново-Вознесенск. Хлеба нет. Население голодает…» «Рыбинск. Настоятельная просьба о высылке муки. Голод». «Нижний Новгород. Просьба немедленно отправить в Нижний маршрутными поездами хлеб для судовых команд, нужда крайняя, запас хлеба весь истощился…» «Клин совершенно без хлеба. Происходят частые голодные бунты и организованные восстания деревенского и фабричного населения, грозящие перейти в голодный бунт… При настоящем положении планомерная работа становится невозможной. Шлите немедленно возможное количество хлебных продуктов, спасите от голодной смерти, не дайте погибнуть завоеваниям революции»[891].

Весной 1918 года Петроград оказался на грани голодной смерти. 9 мая Ленин телеграфировал «всем — всем»: «В Петрограде небывало катастрофическое положение. Хлеба нет, выдаются населению остатки картофельной муки, сухарей. Красная столица на краю гибели от голода… Именем Советской Социалистической Республики требую немедленной помощи Петрограду…»[892]

Но трагическая ситуация складывалась не только в городах. Анализ ситуации в деревне дает доктор исторических наук Т. В. Осипова на основе волостных документов того периода. С одной стороны хлеб на селе был и его действительно скрывали от учета и сдачи государству: «К весеннему севу государству удалось получить лишь 18 % необходимых семян. Их пришлось брать с боем. Так, в Воронежской губернии, где имелось 7 млн. пудов хлебных излишков, из них 3 млн. обмолоченных, крестьяне скармливали хлеб скоту, изводили на самогон, но не давали заготовителям. В Бобровском уезде три дня шло сражение заготовителей с крестьянами, не дававшими вывозить хлеб с ссыпных пунктов на железнодорожную станцию, В результате боя было много убитых и раненых. Курская губерния из 16,7 млн. пудов излишков за четыре месяца 1918 г. поставила по нарядам центра только 116 вагонов (116 тыс. пудов), в то время как спекулянты и мешочники вывезли из губернии 14 млн. пудов хлеба»[893].

Но неверным было бы утверждать, что большевики (Временное правительство, царское правительство) своей политикой спровоцировали войну города и деревни. Такие обвинения звучали в адрес СНК и Наркомпрода со стороны «соглашателей», и сегодня повторяются рядом авторов. Война шла в самой деревне — не следует забывать, что Россия жестко делилась на потребляющие и производящие центры.

Вот обратная сторона трагедии: «В г. Вельске (Смоленская губ.) голодной толпой был расстрелян уездный Совет. В Смоленской губернии толпы крестьян по 300‑400 человек производили насилия над продовольственными работниками. В голодающей Калужской губернии крестьяне получали не более 2‑3 фунтов хлеба в месяц. Во многих местах к весне были съедены семена и поля остались незасеянными. Петроградская губерния за четыре месяца получила лишь 245 вагонов хлеба. В Псковской губернии к весне 50 % детей опухли от голода. В поисках хлеба одна деревня нередко обыскивала другую, что приводило к кровопролитным столкновениям»[894].

Безо всякой политики хлебозаготовок вооруженные, обезумевшие от голода крестьяне обыскивали в поисках хлеба деревни друг друга в потребляющих губерниях, в то время, как производящие регионы отказывались сдавать зерно государству для распределения.

Как воспринимала деревня инициативы Советской власти, в том числе ее политику хлебозаготовок? Вот лишь несколько примеров: во Владимирской губернии 80 % волостных Советов признавали хлебную монополию и продовольственную политику Советской власти, в Ярославской — 50, Нижегородской — 43, Тверской — 22,6 %[895]. В губерниях, располагавших хлебными запасами, ситуация была иной. Например, в Вятской губернии наиболее активно против хлебной монополии выступали волостные Советы четырех южных, самых хлебных уездов, где излишки хлеба имелись у 50 % крестьян и определялись в 5,5 млн. пудов. В Уржумском уезде твердые цены на хлеб признавали лишь 3 волостных Совета, остальные 18 категорически отвергли их. В Малмыжском уезде из девяти Советов, по которым выявлены сведения, только два провели учет и реквизицию излишков. Уездный Совет не мог наладить снабжение шести голодающих волостей, в то время, как мешочники вывезли из уезда около 300 тыс. пудов хлеба. В Яранском уезде лишь 3 из 11 волостных Советов проводили продовольственную политику центра. Уезд, традиционно и ежегодно поставлявший на рынок 1,5 млн. пудов товарного хлеба, руководство Совета потребовало перевести из производящих в потребляющие[896].

Ситуация была разной, деревня резко разделилась. Голод понуждал крестьянскую бедноту создавать свои организации. Например, волостной Совет Константиновской волости Кашинского уезда, как сообщалось, «состоит сплошь из зажиточных мужиков». Приближение голода заставило демобилизованных солдат организовать свою секцию при Совете. В губернии получили распространение «комитеты голодных» — речь идет о весне 1918 года, до официального учреждения комбедов. Комитеты проявляли инициативу в учете и реквизиции хлеба. Такие же комитеты действовали во Владимирской, Воронежской, Калужской, Костромской, Тамбовской, Тульской, Рязанской губерниях[897].

Борьба принимала крайние формы, голодный шел на сытого (а часто и голодный на голодного, принимая его за сытого), бедный на богатого (или на того, кого полагал богатым, кого подозревал в сокрытии хлеба). И это была кровавая борьба. Но не следует упрощать эти трагические события до «войны города и деревни», которую, якобы, спровоцировали большевики. Н. Д. Кондратьев утверждает, что деревня ответила вооруженным сопротивлением на вооруженное насилие. Но это насилие не пришло извне. Это насилие возникло в том числе и в самой деревне.

6. От заготовки к разверстке

До августа 1918 года без изменения оставались твердые цены на хлеб, назначенные еще Временным правительством. Между тем к осени 1918 произошел очередной резкий скачек «вольных» цен — в ряде губерний рост составил 13 037 %[898]. 18 августа твердые цены были повышены в три раза. Спасти ситуацию это уже не могло: разрыв твердых и «вольных» цен становился катастрофическим.