Читать книгу "Эрнест Хемингуэй. Обратная сторона праздника. Первая полная биография - Мэри Дирборн"

Глава 21

Именно Марта Геллхорн нашла дом на холме, который станет Эрнесту родным почти на весь остаток жизни. Поначалу этот дом ему вообще не понравился, и он категорически отверг ветхое, заброшенное поместье недалеко от Гаваны. И все-таки Эрнест уже нацелился на Кубу. Это было подходящее место: такой же умеренный климат, как на Ки-Уэсте, уединенность и экзотика, оживленная ночная жизнь (в Гаване) и неторопливые дни, и отличная рыбалка на Гольфстриме. Здесь Эрнест мог вести образ жизни одновременно роскошный и доступный, в окружении колоритных персонажей и решительно богемный, при этом на Кубе не было писателей и художников, чья манерность ему все больше не нравилась.

Несмотря на то что Марта любила путешествовать, она умела обустроить гнездышко и не раз за многие годы обнаруживала чрезвычайную проницательность в отношении потенциала, казалось бы, непривлекательной недвижимости. «Финка Вихья» (это название на испанском означало «Ферма «Сторожевая башня») не стала исключением. Стремясь выбраться из гостиничных номеров «Амбос Мундос», она прибегла к услугам агента по продаже недвижимости, который провез ее и Эрнеста по Гаване и окрестностям. «Финка», дом на холме с видом на Гавану, занимающий участок в пятнадцать акров в деревне Сан-Франциско-де-Паула, в двенадцати милях от города, Марте сразу понравился. Дом обветшал и некоторое время стоял заброшенным. Бассейн был заполнен дождевой водой и морскими водорослями, розовый теннисный корт – с покрытием из измельченного кораллового известняка – зарос сорняками и потрескался. Он был почти погребен под растительностью – хотя и самого экзотического вида, здесь росла бугенвиллия, джакаранда, манго и тамаринд, пальмы, красный жасмин и огромное дерево сейба, усыпанное орхидеями, чьи скульптурные корни прорезали себе путь через мраморные ступеньки дома. Полы в одноэтажном строении были выложены глиняной плиткой, гостиная была просторная, в шестьдесят футов. Дом был построен в 1886 году каталонским архитектором Мигелем Паскуалем-и-Багер. По местной легенде, во время испано-американской войны испанская армия захватила ферму, а потом оставила ее и сожгла дотла – и дом восстал из пепла.

Эрнест наложил вето на этот дом, который напоминал ему корабль, потерпевший крушение; ему было неплохо и в «Амбос Мундос». Однако когда Эрнест отправился на рыбалку, Марта все-таки сняла дом, согласившись платить по 100 кубинских песо в месяц (около 100 долларов) владельцу, уроженцу Нового Орлеана по имени Роджер Д’Орн. Она наняла целую армию рабочих, чтобы отремонтировать и расчистить дом и прилегающие земли, и сама взялась за сложную задачу управления персоналом. Она пообещала Д’Орну оставить нескольких слуг, однако немногие сумели выдержать ее властный характер. Мажордомом был ямаец Луис, поваром невысокая и крепкая испанка Мария, а главным садовником – седовласый и усатый Дон Педро (потом он утопится в колодце у дома). И хотя она c радостью руководила ремонтом и уборкой, купила кухонную утварь в городе, Марта, несмотря ни на что, испытывала «острую депрессию, граничащую с отчаянием», опасаясь, как писала она Элеонор Рузвельт, что имущество и недвижимость ограничат ее независимость. Но она «засыпала с доме, – писала она, – и просыпалась, выглядывала в окно на дерево саба [сейба?], такое красивое, что в это трудно поверить, и слышала, как пальмы шелестят на утреннем ветру, и солнце передвигается по кафельному полу и самому дому, просторному, и пустому, и чистому. Вокруг меня тишина. И я в восторге».

Когда Эрнест вернулся и увидел обновленный дом, он тоже пришел в восторг. Этот дом был больше того, что остался на Ки-Уэсте, с обширной территорией и отдельным белым корпусом, где могли бы могли разместиться визитеры и сыновья, приезжающие в гости. Эрнест получил пространство для расширения, в буквальном и фигуральном смысле. По соседству он обнаружил деревеньку Кохимар, где он мог оставлять «Пилар», и назначил первого помощника, нанятого год назад, Грегорио Фуентеса. «Здесь прекрасно, – писал он Максу Перкинсу. – Уйма перепелов и голубей».

Однако Эрнест и Марта еще не могли поселиться на Кубе, отчасти потому, что нерешенным оставался вопрос с Полин. В 1945 году Полин с сожалением напишет Эрнесту, что они разговаривали по телефону, как «родители, которые грызутся за своих детей», а «мы клялись, что никогда не будем так разговаривать», и все это началось еще перед разводом. Ее биограф отмечает, что Полин, в приступе ярости, разорвала письмо, написанное мужу, где она обсуждала сложные планы в отношении детей. Потом она отправила ему в конверте обрывки; чтобы узнать подробности о передаче детей, ему придется сложить и прочитать кусочки письма.

Второй брак Эрнеста имел более печальный конец, чем разрыв брака с Хэдли. Полин всю свою жизнь посвятила Эрнесту, совершенно сознательно, и ей было очень тяжело от всего отказываться. Эрнест, получалось, теперь был изменником-рецидивистом, разрушившим домашний очаг, и его чувство вины трансформировалось в гнев и попытки обвинить в разладе Полин. Их брак длился дольше, чем первый брак Эрнеста; им обоим было уже не двадцать, они нажили двоих детей – просто было больше причин злиться или сожалеть. Эрнест никогда не будет писать о конце их брака (хотя гнев на Полин чувствуется в «Снегах Килиманджаро»), тогда как брак с Хэдли стал для Эрнеста источником вдохновения и, кажется, подтолкнул его написать парижские мемуары «Праздник, который всегда с тобой».

Впрочем, как и в браке с Хэдли, перед Эрнестом стоял мучительный выбор. Какое-то время, пока они обустраивали новый дом в «Финке», он вел себя так, будто уже начал новую жизнь. Иногда, казалось, он сожалел о том, что оставил семью, и хотел верить, что сможет сохранить брак. Полин тоже некоторое время на это надеялась, что только повысило накал гнева с обеих сторон, когда они попытались опять жить вместе, хотя и не помирились.

В 1938–1939 годах Полин смирилась с тем, что такой план не срабатает, однако остроумие ее не ослабевало. В июле Эрнест ненадолго заехал на Ки-Уэст, пока Полин не было, по пути в Вайоминг, где забрал мальчиков поохотиться и порыбачить на ранчо «Л-Бар-Т». Он довез Марту до Сент-Луиса, куда она поехала навестить свою мать. В сентябре Полин, спешно прервав поездку в Европу из-за вестей с войны, телеграфировала Эрнесту, что приедет к нему и мальчикам в «Л-Бар-Т». К сожалению, по дороге Полин ужасно простудилась, и они с Эрнестом очень плохо провели время на ранчо. Эрнест, в свою очередь, прервал отдых в Вайоминге, потому что Полин теперь могла сама присматривать за мальчиками, и отправил Марте телеграмму с просьбой присоединиться к нему в соседнем Биллингсе. Они отправятся в Сан-Валли, штат Айдахо, на осеннюю охоту.

Брак с Полин, видимо, доживал последние дни. До того, как она приехала к нему в Вайоминг, Полин написала Эрнесту теплое письмо, показывающее, что она все знала, но еще питала надежды на будущее: «О, Папа, дорогой, что же с тобой такое, и если ты уже не тот человек, которого я знала, убирайся к черту, но если ты перестанешь быть таким глупым. Или может быть, ты Обезумел, а Безумие я могу понять». Незадолго до этого Эрнест написал Полин, что не может работать, живя с ней под одной крышей, из-за «нотаций и ругани двадцать четыре часа ночь напролет», которые ему пришлось пережить в последний приезд на Ки-Уэст.