Читать книгу "Плавучий остров - Жюль Верн"

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ,

очень короткая, но успокоительная для будущего всего мира

Пусть обитатели Земли не тревожатся больше! Председатель Барбикен и капитан Николь не примутся больше за свое так плачевно окончившееся предприятие. Дж. Т. Мастон не будет больше делать никаких — даже вполне правильных — вычислений. Это был бы напрасный труд. В своей заметке Альсид Пьердэ говорил правду. По законам механики, чтобы сместить земную ось на 23 o 28' хотя бы и с помощью мели-мелонита, нужен триллион пушек, подобных той, которая была выдолблена в толще Килиманджаро. Им не уместиться на нашей планете, даже если бы ее поверхность вся состояла из суши.

Итак, обитатели земного шара могут спать спокойно. Человечеству не под силу изменить условия, в которых происходит движение Земли: людям не переделать порядок, установленный создателем в строении вселенной.

Драма в воздухе

В сентябре 185… года я прибыл в Франкфурт-на-Майне. Мое турне по главным городам Германии ознаменовалось блистательными полетами на аэростате. Тем не менее до сих пор еще ни один подданный Федерации не выразил желания сопутствовать мне в моих полетах. Даже изумительные эксперименты, проделанные в Париже Грином, Эженом Годаром и Пуатевеном, не увлекли степенных немцев, и никто из них не решался пуститься в воздушные странствования.

И все же, как только по Франкфурту разнесся слух, что я намерен в ближайшее время совершить полет, три именитые горожанина обратились ко мне с просьбой удостоить их чести полететь вместе со мной. Мы должны были подняться через два дня с площади Театра комедии. Я стал немедленно приводить в порядок свой аэростат. Он был сделан из шелка, пропитанного гуттаперчей, веществом, не подверженным действию кислот и абсолютно непроницаемым для газов. Объем моего шара достигал трех тысяч кубических метров, что позволяло взлететь на огромную высоту.

День, назначенный для полета, совпадал с большой франкфуртской ярмаркой, ежегодно привлекающей в город множество народу. Светильный газ превосходного качества и исключительной подъемной силы своевременно мне доставили, и к одиннадцати часам утра шар был уже наполнен на три четверти всего объема. Эта предосторожность необходима, ибо по мере того как поднимаешься, атмосфера становится все более разреженной, газ, заключенный в оболочке аэростата, начинает с силой на нее давить и легко может прорвать шелк. Сделав надлежащие вычисления, я определил, какое количество газа необходимо, чтобы поднять меня и моих спутников.

Полет был назначен на двенадцать часов дня. Площадь являла великолепное зрелище. Возбужденная толпа теснилась за отведенной для меня оградой, заполняя все пространство вокруг; все окрестные улицы были запружены народом. Дома на площади были унизаны людьми от нижних этажей до коньков черепичных крыш. Свирепствовавшие последние дни ветры стихли. Безоблачное небо дышало палящим зноем. В воздухе ни малейшего дуновения. В такую погоду можно опуститься как раз на то место, откуда поднялся.

Я захватил с собой триста фунтов балласта, рассыпанного по мешкам. Круглая гондола, диаметром в четыре фута и глубиной в три, была превосходно оборудована. Пеньковая сетка равномерно облегала всю поверхность верхнего полушария аэростата; компас находился на своем месте, барометр был подвешен к кольцу, стягивавшему канаты гондолы, и якорь был в полной исправности. Мы могли лететь.

В толпе, теснившейся вокруг ограды, мое внимание привлек молодой человек с бледным, взволнованным лицом. Его вид поразил меня. Он был усердным посетителем моих полетов; я уже примечал его в различных немецких городах. С тревогой в глазах он жадно всматривался в диковинный аппарат, неподвижно повисший в воздухе в нескольких футах над землей. Из всей толпы он один наблюдал молча.

Часы пробили двенадцать. Пора было подниматься. Но спутников моих все нет как нет.

Я послал на дом за всеми тремя и узнал, что один уехал в Гамбург, другой отлучился в Вену, а третий направился в Лондон.

В последний момент у них не хватило духу, и они уклонились от предприятия, которое благодаря искусству современных аэронавтов стало совершенно безопасным. Так как они в какой-то мере являлись участниками празднества, то и испугались, как бы их не заставили выполнить программу празднеств до конца! Они удрали из театра в момент, когда должен был взлететь занавес. Их храбрость, очевидно, была обратно пропорциональна квадрату скорости… их бегства.

Толпа, обманутая в своих ожиданиях, проявляла недовольство… Я не колеблясь решил подниматься один. Чтобы восстановить необходимое соотношение между подъемной способностью шара и изменившейся нагрузкой, я возместил необходимый вес добавочными мешками с песком и взобрался в гондолу. Двенадцать рабочих, державших аэростат за тросы, прикрепленные к нему по его наибольшей окружности, слегка потравили их. Шар поднялся на несколько футов над землей. Стоял абсолютный штиль. Тяжелый воздух был точно налит свинцом.

— Готово? — крикнул я.

Рабочие встали по местам. Я еще раз бегло осмотрел аэростат, — пора давать сигнал к отлету.

— Внимание!

В толпе произошло какое-то движение: мне показалось, что кто-то проник в ограду.

— Отдать концы!

Шар стал медленно подниматься, но тут я ощутил толчок и упал на дно гондолы.

Когда я поднялся на ноги, то очутился лицом к лицу с непредвиденным спутником. Это был тот бледный молодой человек, которого я заметил в толпе.

— Милостивый государь, я приветствую вас! — проговорил он с величайшим хладнокровием.

— Какое вы имели право?

— Прыгнуть сюда?.. Что там говорить о правах! Попробуйте-ка прогнать меня отсюда!

Я был прямо-таки озадачен его самоуверенностью и не знал, что ответить.

Я устремил гневный взгляд на наглеца, но он никак не реагировал на мое возмущение.

— Я своей тяжестью нарушаю равновесие, не так ли, сударь? — сказал он. — Вы позволите…

И, не дожидаясь моего согласия, он облегчил воздушный шар, выбросив в пространство два мешка балласта.

— Сударь, — обратился я к нему, приняв единственно возможное при таких обстоятельствах решение, — раз уж вы здесь… так и быть! Оставайтесь здесь… Делать нечего!.. Но управление аэростатом принадлежит мне одному…

— Сударь, — ответил он, — вы учтивы, как истинный француз. Я родом из той же страны, что и вы! Мысленно я жму вашу руку, ту самую, которую вы отказываетесь мне протянуть. Делайте все, что вы находите нужным! Я подожду, пока вы закончите…