Читать книгу "Европа перед катастрофой. 1890-1914 - Барбара Такман"

В разгар политических маневров вокруг монаршего двора внезапно и неожиданно умер король Эдуард. Самые отъявленные тори объявили причиной его смерти нечестивость правительства, а либералов – цареубийцами. Казалось, что нарушился весь жизненный уклад, а общество лишилось привычной опоры. Однако в народе каким-то образом сохранялась вера в то, что бастион монархии по-прежнему надежно защищает Англию от перемен и внешних угроз. Приобрела широкую популярность песенка 81 из эстрадного представления «Проделки Пелиссье» (Pelissier’s Follies), появившегося в 1909 году:

Не будет войны, Пока у нас есть такой король, как добрый король Эдуард, Не будет войны, Потому что он ненавидит такого рода вещи! Матерям не надо тревожиться, Пока у нас есть такой король, как добрый король Эдуард. Мир с честью — Такой у него девиз. Боже, храни короля!

Когда он умер, многие думали, что теперь наступят тяжелые времена. «Мне всегда казалось, – говорил один почитатель Эдуарда, – что только он способен поддерживать все в должном порядке»82.

В стихотворении по случаю кончины монарха поэт-лауреат83 призвал англичан прекратить «междоусобицы» и «норовистые капризы» и объявить «Божий мир». Стремясь оградить нового короля от превратностей кризиса, партии согласились попытаться достичь урегулирования на конституционной конференции с участием лидеров всех четырех сторон, включая Асквита, Ллойда Джорджа, Бальфура и Лансдауна. Они провели двадцать одну встречу летом и осенью 1910 года фактически в пустых дебатах и дискуссиях, попытались договориться о проведении референдума и лишь окончательно «потопили» гомруль. Конференция по крайней мере доказала, что парламентский билль вовсе не является фундаментальной проблемой, а государственные мужи просто-напросто не могут или не хотят прекратить борьбу. Попытался сделать это реалист Ллойд Джордж. О принципах на время можно было позабыть, и он предложил Бальфуру сформировать коалицию, которая, освободившись от давления экстремистов с обеих сторон, могла бы разрешить обе проблемы: и вето, и ирландского гомруля. В действительности он заинтересован в создании новых пэров не больше Бальфура, признался он честно, объяснив: «Если смотреть в будущее, то я знаю, что наши славные бакалейщики 84 отнесутся к социальным реформам так же враждебно, как и ваши бэквудсмены». Если, как полагают, Ллойд Джордж сделал предложение Бальфуру, не поставив в известность Асквита, то, возможно, он намеревался скинуть премьер-министра, что и было сделано им через шесть лет. Когда Асквита проинформировали о предложении, он не поддержал и не осудил его, следуя своему правилу – «поживем, увидим».

Исходя из того что британская система правительства построена на балансе взаимных сдержек и противовесов двух партий и коалиция понадобится только в экстремальных ситуациях, таких как война, Бальфур отказался. В действительности он не верил в то, что либералы смогут уговорить короля дать им необходимое обещание, и в любом случае Бальфур находил меньше «реального общественного вреда» в парламентском билле, чем в создании пэров. Кроме того, он рассчитал: если достаточно консервативных пэров воздержатся от голосования, то число новых пэров будет сведено до минимума, позволяющего предотвратить «революцию» либерального большинства.

Когда ничего толкового не получилось ни с конференцией, ни с коалицией, объявили всеобщие выборы в декабре 1910 года, вторые за год. В условиях несокрушимой апатии публики результаты, за исключением потери либералами двух мест, были аналогичны итогам предыдущего голосования. «Страну так мало волнует проблема исчезновения палаты лордов, – писал Уилфрид Блант, – что она вряд ли из-за этого поднимет революцию».

Перед выборами Асквиту все-таки удалось добиться судьбоносного обещания произвести новых пэров от короля Георга, сбитого с толку разноречивыми советами и аргументами. Многих ужасала перспектива как размывания наследственного пэрства Англии «батальоном пэров, титулованных в срочном порядке», так и выслушивания издевательских насмешек и хихиканья монархий Европы. Как бы то ни было, правительство решило действовать: во‑первых, процесс уже пошел и его было трудно остановить, а во‑вторых, когда дело дойдет до принципов, то лорды предпочтут утратить право вето, а не уступать место господам из среднего класса. На каком-то этапе этого занимательного процесса Асквит составил (или ему составили) список из 250 имен 85 для оптового пожалования дворянства, который включал сэра Томаса Липтона, но в целом не заслуживал насмешливого замечания Ллойда Джорджа по поводу «славных бакалейщиков». В списке, помимо Липтона, значились: шурин премьер-министра Гарольд Теннант и его обожатель и будущий биограф Джеймс Спендер, а также сэр Эдгар Шпейер, Бертран Рассел, генерал Баден-Пауэлл, генерал сэр Айан Гамильтон, юрист сэр Фредерик Поллок, историки сэр Джордж Тревельян и Джордж Пибоди Гуч, южноафриканский миллионер сэр Абе Бейли, Гилберт Мюррей, Джеймс Мэтью Барри, Томас Харди и Энтони Хоуп, автор «Узника Зенды».

В феврале 1911 года парламентский билль был снова внесен в палате общин под «бурный аккомпанемент одобрительных возгласов, в которых слышались не только нотки триумфа, но и твердая решимость». «Мы настроены с беспощадной серьезностью 86, – писал тогда Герберт Сэмюэл. – И если лорды отвергнут билль, нам ничего другого и не надо». В мае билль одобрила палата общин, и он был отправлен для рассмотрения «в другое место».

В июне началась грандиозная транспортная забастовка, открывшая новый этап войны труда и капитала. Она ознаменовала переход от «индивидуальных трудовых конфликтов» к крупномасштабным действиям в соответствии со стратегией синдикализма, побуждавшей рабочих выступать не против отдельного нанимателя, а против всей отрасли. Неквалифицированные рабочие, разочаровавшиеся в политических методах, ничего им не давших в плане повышения зарплат, восстали против руководства лейбористской партии, которое, оказавшись в Вестминстере, занялось парламентскими играми, в которых Макдональд постепенно вытеснял и занимал место Кейра Харди. Массовое рабочее движение хотело реального роста заработной платы и признания профсоюзов работодателями. Оно переходило на организацию акций прямого действия и становилось все более агрессивным. Во время недавней забастовки тридцати тысяч углекопов в уэльской долине Ронты были совершены дерзкие нападения на собственность владельцев шахт. Бен Тиллетт и Том Манн, вожаки первой мощной забастовки докеров в 1889 году, теперь перенимали синдикалистскую доктрину у Сореля и Французской конфедерации труда, сочетавшую веру в революцию с тред-юнионизмом, отвергавшую политическую акцию и предпочитавшую более эффективное оружие – всеобщую стачку. Манну и Тиллетту удалось объединить тридцать шесть профсоюзов моряков, рыбаков, стюардов, коков, докеров, водителей грузовиков в Национальную федерацию транспортных рабочих. Когда судовладельцы отказались вести с ней переговоры, в июне она объявила забастовку. Стачка будет продолжаться семьдесят два дня и вовлечет 77 000 человек. Она охватит Лондон, Ливерпуль, Халл, Кардифф, Бристоль, Саутгемптон, почти во всех портах остановится всякое движение, вспыхнут мятежи, будут грабежи и поджоги. «Это же революция!87 – взволнованно скажет один наниматель чиновнику в министерстве торговли. – У них новые вожди, прежде нам неизвестные, и мы не знаем, что с ними делать».