Читать книгу "Книга Странных Новых Вещей - Мишель Фейбер"

— Я возвращаюсь домой, — объявила Грейнджер трясущимся голосом и со слезами, — чтобы найти папу.

Питер обнял ее за плечи. Наступил момент, когда он был призван сказать единственно верные слова. Кто бы он ни был, священник или просто человек, его задача была смирить их обоих с судьбой. Не будет возвращения домой, не будет воссоединения с отцом, они заблудились и скоро умрут. Молния поразила их, а они не поняли знамения.

— Грейнджер... — начал он.

Мыслей не было, он надеялся, что вдохновение одолжит слова языку.

Но прежде чем он смог продолжить, медлительное бренчание, которое они приняли за ветер, колеблющий палаточные ошметья, усилилось, и оливково-зеленый джип проехал мимо них, замедлился, остановился и сдал назад.

Коричневая голова с белыми глазами и белыми зубами высунулась из окна.

— Ребята, вы закончили здесь? — завопил Би-Джи, газуя. — Ибо кое-кому из нас пора за дело.

26

Он знал только, что благодарить стоило

Весь обратный путь Питер слышал — только слышал, но не видел — плач и стесненное дыхание, вспышки отчаяния и гнева, порой неясные, а порой очевидные. Он сидел на переднем сиденье, почти плечом к плечу с великаном Би-Джи, впрочем его собственные плечи в сравнении с горой мускулов Би-Джи выглядели довольно хилыми. А позади них скрытая от глаз Александра Грейнджер переживала адские муки.

Би-Джи рулил молча. К его обычно добродушному лицу прилипла угрюмая маска, блестящая от пота. Он сосредоточился или делал вид, что сосредоточился на дороге впереди — дороге, которую и дорогой-то нельзя было назвать. И только глаза выдавали смятение.

— Пусть только попробуют меня остановить, — говорила Грейнджер. — Они не могут меня тут держать. Мне плевать, сколько это стоит. Что они мне сделают? Засудят? Убьют? Мне надо домой. Могут удержать зарплату. Четыре года задаром. И разойдемся поровну, да? Они должны меня отпустить. Папа еще жив. Я чувствую это.

Би-Джи глянул в зеркало заднего вида. Может быть, под этим углом ему было видно больше, чем Питеру. Все, что видел Питер, — узкий прямоугольник черной обивки, пульсирующий и вибрирующий за искажающей занавесью воздушных потоков, угодивших в ловушку салона.

— Четыре года работы фармацевта, — не унималась Грейнджер, — четыре года я таскала лекарства для этих мелких уродцев. Сколько это стоит, а, Би-Джи? Смогу я оплатить дорогу домой?

Би-Джи поморщился. Не так-то уж часто ему приходилось сталкиваться с кризисами доверия.

— Охолонь, Грейнджер, вот тебе мой совет, — сказал он задумчиво. — Деньги тут не вопрос. Я летал домой, Северин летал пару раз, да и другие ребята тоже делали перерывы. Никто не выставлял нам безумных счетов. Если тебе надо уехать — уедешь. Не так это сложно.

— Ты правда так считаешь? — Голос у нее дрожал, голос девочки с фермы в Иллинойсе, которой было ужасно стыдно тратить миллионы чужих долларов, чтобы утолить свою личную боль.

— Деньги ни фига не значат, — сказал Би-Джи. — Это просто игра такая: десять баксов вычтем из вашего жалованья за шоколадку, пятьдесят — за бутылочку пепси и все такое прочее. Просто пятничная игра в карты, Грейнджер, это «Монополия», бери карту из колоды, это детская игра на орехи. И зарплата наша — та же игра. Где нам тратить наши бабки? Идти-то нам некуда!

— Но ты был дома, — сказала Грейнджер, — и не так давно. Зачем?

Губы Би-Джи окаменели. Он явно не желал это обсуждать.

— Незаконченные дела.

— Семейные?

Он тряхнул головой:

— Назовем это... нерешенной проблемой. В моей профессии мозги нужны ясные. Так что я кое-что сделал и прочистил. Вернулся на работу другим человеком.

Грейнджер умолкла на несколько секунд. А потом снова завелась:

— Но вот в том-то и дело, что ты вернулся, ты не бросил работу. А я собираюсь бросить, понимаешь? Я уеду и больше не вернусь. Ни за что, никогда!

Би-Джи выпятил подбородок:

— Никогда не говори «никогда», Грейнджер. Никогда не говори «никогда». Это где-то в Библии так написано, верно, Питер?

— Не знаю, не уверен, — пробормотал Питер.

Он прекрасно знал, что ничего подобного в Библии нет.

— Ну как же, прям вот в самой первой главе, — настаивал Би-Джи, — Бог советует Моисею и всей честной братии: «Эй, народ! Лови момент! Бери все в свои руки!»

Питер смотрел на правую руку Би-Джи, воздетую над рулем в триумфальном жесте. Давным-давно, в прежней жизни, Би-Джи наверняка вот так же стоял в толпе среди таких же темнокожих собратьев по «Нации ислама», и все они вот так же вскидывали руки. Теперь в сознании Би-Джи те лозунги смешались с рассеянными ветром тысячами страниц Корана, Библии, всевозможных пособий по самосовершенствованию, журналов, тысячами телепрограмм — смешались и стали перегноем. Превратились в гумус, из которого проросло его здоровое и непоколебимое самоуважение.

Та Библия, что хранилась в памяти Питера, была чиста и естественна, в ней ни одно слово не спутаешь ни с чем иным. И все же впервые в жизни он устыдился этого. Священная книга, из которой он всю свою жизнь проповедника черпал вдохновение, имела один жестокий порок: она не могла ободрить и дать надежду тому, кто не религиозен. «Для Бога нет ничего невозможного», — провозгласил Лука, и это заявление, которое Питер всегда считал самым радостно-обнадеживающим из всех возможных, теперь перевернулось с ног на голову, словно умирающее в конвульсиях насекомое, и зазвучало как «Без Бога все невозможно». Что проку в нем для Грейнджер? Что проку в нем для Би? При том, как все обернулось, им придется, видимо, справляться без помощи Спасителя. Им придется самим рыскать и продираться в будущее, каким бы оно ни было, это будущее. Вся штука в том, что едва ты изберешь будущее, лишенное веры, как Священное Писание тут же умоет руки на твой счет. «Суета сует — все суета!»

— И как оно там, Би-Джи? — допытывалась Грейнджер. — Давай расскажи мне, как оно там, дома?

— Нынче мой дом — здесь, — сказал ей Би-Джи, коснувшись пальцами груди.

Наверное, не Оазис он имел в виду, скорее он называл домом собственное тело, в каком бы уголке Вселенной оно ни оказалось.

— О’кей, прекрасно, — сказала Грейнджер, едва сдерживая раздражение. — Но все равно, блин, ты мне скажи. Я так давно там не была. Наверное, там все сильно изменилось. Не морочь мне голову, Би-Джи, побоку треп, скажи прямо. Как оно там?

Би-Джи помедлил, взвешивая ответ:

— Как и всегда.

— Неправда! — взвилась в истерике Грейнджер. — Не ври мне! Не надо меня жалеть! Я знаю, что все разваливается на части!

«Почему бы не спросить у меня?» — думал Питер.

Она вела себя так, словно его вовсе не существует.

— Все уже давно разваливается, — спокойно заметил Би-Джи. Он не пытался защищаться — факты были слишком очевидны, чтобы их оспаривать. — Планете Земля дааааавным-давно уже трендец, не побоюсь этого слова.