Читать книгу "Сашенька - Саймон Себаг-Монтефиоре"

— Катенька! — позвал Максим. Она оглянулась.

— Катенька, можно я тебе позвоню?

24

Но перед убедительными аргументами Павла Гетмана Катенька спасовала.

— Вы просто не можете вот так все бросить и уйти, — кричал он, когда она позвонила сказать, что умывает руки. Потом добавил более спокойным голосом: — А как же моя мать? Она вас полюбила. Мы хотим, чтобы вы сделали для нас одну последнюю вещь. Считайте это личным одолжением Розе.

Прошло три дня после этого разговора, и Катенька с Розой летели в Тбилиси с несколькими телохранителями Павла, которые доставили их прямо в маленькую комнатку над живописным кафе в старом особняке.

— Лала, — позвала Катенька пожилую женщину. — Я кое-кого вам привезла.

Лала Льюис со своим неизменным бокалом грузинского вина в руках села в постели и вгляделась в дверной проем.

— Это она? Сашенька? — спросила Лала.

— Нет, Лала, почти Сашенька. Это Роза Гетман, Сашенькина дочь, которую вы называли Снегурочкой.

— Ох, — вздохнула Лала, простирая руки. — Подойди ближе. Я очень стара. Присядь на кровать. Дай на тебя посмотреть. Дай взгляну в твои глаза.

— Здравствуй, Лала, — дрожащим голосом произнесла Роза. — Прошло пятьдесят лет с нашей последней встречи.

Катенька видела, как Роза — нарядная, в белой блузе, голубом кардигане и бежевой юбке, седые волосы уложены в старомодную прическу — медленно подошла ближе, озираясь по сторонам. Казалось, она на мгновение заколебалась при виде протянутых рук древней старухи, но потом улыбнулась и как будто узнала Лалу, присела на ее кровать.

Лала схватила Розу за руки, не просто их пожала, а потрясла. Обе женщины молчали, но Катеньке было видно, что плечи Розы вздрагивают, а по щекам Лалы ручьями катятся слезы. Чувствуя себя лишней, она отошла к окну и выглянула на улицу. Ее тут же окутали звуки и ароматы Тбилиси: поющие мужчины на улицах, запах ткемали, лаваша, кофе и цветущих яблонь.

Это последний акт драмы, убеждала она себя. Она выполнила просьбу Павла: свела вместе двух женщин, причинив себе немыслимую боль. Теперь она вернется домой, к папе и маме и к Андрею.

Лала гладила Розу по лицу.

— Детка, я так мечтала вновь увидеть твою мать. Я должна тебе все о ней рассказать, потому что с ней никто не мог сравниться. Взгляни, вот ее институтская фотография в Смольном. Видишь? Я забирала ее каждый день в ландо барона. Самуил, барон Цейтлин, — твой дедушка, которого ты никогда не видела, но он все о тебе знал. Ни дня не проходило без мыслей о тебе и твоем брате Карло. В детстве ты так была похожа на мать — она-то вылитый ангелочек, — а глаза у тебя фиалковые, как у бабушки Ариадны. Ох, мое дорогое дитя, я, обычная девчонка из Англии, прожила довольно долгую жизнь, видела падение самодержавия, видела, как к власти пришли варвары, а теперь вижу здесь тебя — даже трудно поверить.

— Я уже не ребенок, — засмеялась Роза. — Мне пятьдесят девять.

— Намного моложе меня! — ответила Лала. — Помнишь те дни, которые мы провели вместе…

Роза кивнула.

— Кажется, помню… Да, помню, я увидела тебя в столовой на вокзале. Ты принесла любимое печенье Карло. Помню, как мы шли, держа тебя за руки…

— В то время я сама старалась выжить, — продолжала Лала. — Я потеряла свою дорогую Сашеньку, твоего деда. И потом была вознаграждена несколькими днями счастья с тобой и Карло. Когда я отдавала тебя новым родителям, я просто убивала себя. Я жила лишь одной надеждой на возвращение кого-то из близких мне людей. И знаешь, вернулся тот, кого я меньше всего надеялась увидеть.

— Лала, — перебила Катенька, — лишь Сталин мог сохранить Самуилу жизнь. Вы никогда не думали почему?

Лала кивнула.

— После смерти монстра вся страна была в печали и трауре. Некоторые заводы даже приостановили работу. Но я обрадовалась. Самуил был уже очень болен. Я спросила: «Теперь ты можешь мне рассказать, почему тебя освободили?» Он ответил, что не знает точно, но в 1907 году он дал приют и сотню рублей рябому грузинскому революционеру — позволил тому пожить несколько дней в сторожке, пока полиция его ищет. Позже он понял, что это был Сталин, а тот никогда не забывал добра.

Лала посмотрела на Розу, которую продолжала держать за руку.

Иногда она подносила ее ладони к губам и целовала.

— Теперь я могу умереть спокойно, — сказала она.

— Ты единственная моя связь с матерью, — ответила Роза. — Знаешь, я почти все детство ненавидела своих родителей. Они бросили меня, а я не знала почему. Не знала, что я сделала не так, почему они от меня отказались. Хотя и постоянно о них думала. Иногда мне снилось, что они умерли; я часто смотрела на Большую Медведицу, потому что помнила, как папа говорил мне, что всегда будет там.

Лишь повзрослев, я поняла, что с ними что-то произошло. Но за всю жизнь я не смогла их оплакать.

Она повернулась к Катеньке.

— Ты так много узнала, дорогая. Спасибо от всего сердца. Ты изменила мою жизнь. Я знаю, что ты хочешь вернуться домой, в аэропорту тебя ждет Пашин самолет, чтобы лететь во Владикавказ. Можешь ехать, когда захочешь.

Катенька расцеловала Розу с Лалой и поспешила к двери, потом остановилась.

— Я не могу пока уйти, — сказала она, возвращаясь.

— Можно я останусь и послушаю? Боюсь, я прониклась этой историей больше, чем следовало.

Роза подскочила к ней и обняла.

— Конечно, я так рада это слышать. Я тебя полюбила. — Она снова опустилась на кровать. — Лала, благодаря Катеньке я узнала о тебе и моих родителях. Но пожалуйста, расскажи мне о Карло.

Лала сделала глоток вина и прикрыла глаза. Он был самым милым ребенком на свете, похожим на медвежонка, с восхитительными карими глазами — воплощение любви, сама нежность. Он гладил меня своими ручонками по лицу и целовал в нос. День, когда я позволила его забрать, был самым ужасным днем моей жизни. Мы были в детском доме им. Л.П. Берии — ты только представь, что за детский дом в честь этого человека? За день до этого, Снегурочка, я видела, как тебя забирают Либергарты. Я понимала, что это люди интеллигентные, евреи, профессора, но ты вырывалась, дралась и кричала; я проплакала несколько часов. Я бы оставила тебя, имей хоть малейшую возможность. Но Сатинов сказал: «Твой муж не вернется; за тобой в любой момент могут прийти — что тогда случится с детьми? Нет, мы должны устроить их в стабильные, любящие семьи».

На следующий день приехали крестьяне с Северного Кавказа. Они были колхозниками — русские с примесью казацкой крови, — но такими примитивными: они в Тбилиси приехали на телеге, привезли с собой овощи на рынок. Необразованные и грубые, в волосах солома. Но тогда было не время для сомнений. Нам и так повезло, что Сатинов все организовал. Однако Карло был таким ранимым. Он нуждался в особом печенье, потому что при нехватке сахара в крови он терял сознание. Его нужно было убаюкивать, не менее одиннадцати поцелуев на ночь — Каролина мне показала. Когда его забрали, я кинулась на пол, обезумев от горя, вероятно, упала в обморок. Я ничего не помню, но вызвали врача. Я была безутешна…