Читать книгу "Прочь из моей головы - Софья Валерьевна Ролдугина"

бояться и знать, что тебя обязательно поймают, было круто.

Вчерашние ледяные плюс шестнадцать сегодня представлялись мне тропической жарой, пицца с жирными, острыми колбасками – пищей богов, раздражающая толкотня в туристических кварталах – той самой настоящей жизнью, которой так не хватало долгие и долгие годы. Вернулась и подростковая неуклюжесть, видимо, в качестве компенсации за всё хорошее. Первую порцию «матча латте голубика» – это, кстати, оказалась совершенно восхитительная сине-зелёная полосатая штука с нежной белой пенкой – я щедро подарила вельветовому пальто какого-то прохожего.

Который, кстати, совершенно не разозлился – чудеса.

– Потому что ты прелесть, любовь моя, – легко объяснил Йен, вернувшись со второй порцией напитка. Вовремя – в пиццу покрошили многовато чили. – Как можно сердиться на такую хорошую девочку?

– Выходишь из образа, – фыркнула я, с благодарностью забирая стакан. – Или в ваше время это клише ещё не было таким устаревшим?

– Ну, судя по тому, что нечто подобное я слышал ещё от Хорхе, оно вообще древнее времени…

Мы обосновались на улице, за одним из высоких барных столиков, вполне комфортно обходясь без стульев. Ветер кувыркал по мостовой конфетти и пакеты, похожие на фрагменты потерянных душ; солнце скрылось, но в разрывы между серыми облаками сквозило такое яркое синее небо, что в жар бросало от одного его вида. По соседству наслаждался микроскопической порцией эспрессо лысый дедуля в невообразимом клетчатом шарфе, жмурясь от удовольствия, а нахальный воробей вертелся вокруг его пальцев и аккуратно выклёвывал орехи из булки, обсыпанной сахарной пудрой.

Я чувствовала себя лёгкой, почти невесомой, и какой-то невероятно влюблённой. То есть я и раньше была по уши влюблена, но…

– Как ты это сделал? – вырвалось у меня. Я понизила голос и добавила, неопределённо поведя пальцами вдоль собственного тела: – Всё как настоящее.

Йен, немного – ладно, очень сильно – рисуясь, откинул прядь с лица и довольно ухмыльнулся:

– Оно и есть настоящее. Правда, пришлось повозиться…

Что-то такое было в его голосе, что мне слегка подурнело от нехороших предчувствий. Это сколько же я проспала на самом деле…

– Сколько?

– Четыре дня, – сразу раскололся он. И примиряюще поднял руки: – Да, я надеялся управиться быстрее, но возникли непредвиденные трудности. Я хорошо знаю, как воссоздать с нуля своё собственное тело любого периода жизни, но с твоим знаком недостаточно хорошо. Можно было бы, конечно, слепить что-то более-менее похожее на пятнадцатилетнего подростка и удовлетвориться этим, но…

Внезапно Йен осёкся и окинул меня тяжёлым, знойным, откровенно взрослым взглядом.

– Но?.. – переспросила я хрипловато, чувствуя, как дурацкий румянец заливает всё – лицо, шею, даже грудь.

– Скажем так, мне тоже хотелось познакомиться с тобой лет в пятнадцать, – признался он задумчиво. – С настоящей тобой. И добраться до «той тебя» через всё это время, опыт и взросление было нелегко. Не бойся, вернуть твой возраст обратно куда проще, нескольких минут хватит, только намекни, – сменил он резко тему и опустил глаза.

Повисла неловкая пауза. По-настоящему неловкая, словно Йен сказал больше, чем хотел, и теперь страшно хотел забрать половину слов назад.

– Да куда спешить, мы ведь не всё попробовали, что хотели, – отшутилась я. И улыбнулась: – И какие у нас планы на ближайшее будущее?

Он взял свой стакан и легонько чокнулся картонным краем о мой, усмехаясь:

– Ты ещё спрашиваешь? Конечно, гулять по мостам и теряться в своё удовольствие!

Когда я протискивалась между столиками, старикан в шарфе поймал мой взгляд и подмигнул. Вроде бы ерунда, но сердце тут же затрепыхалось, беспомощно и мерзко, словно свечной огонёк на ветру. Небо рывком сдвинулось ниже, почти падая на мостовую, улицы растрескались, раскололись, разбегаясь в стороны, как ручьи – множество отражений, таких похожих, но неуловимо отличающихся… Но стоило моргнуть, и наваждение исчезло.

– Ну и померещится же такое, – пробормотала я, ускоряя шаг; Йен уже ушёл вперёд и теперь бессовестно вымогал у лоточницы ядовито-красное яблоко в карамели.

…и всё-таки, почему здесь нет потерянных душ? Ведь не может же быть, чтобы здесь никто не умирал.

– Ты идёшь? – крикнул Йен весело.

В руке у него было два яблока на палочках.

Ну, кто бы сомневался.

Ближайшая к «Монреми» достопримечательность – Мост Поцелуев. Точнее, чисто технически он расположен дальше, чем Новый Пешеходный, но зато прямо с него можно попасть на ярмарку. В путеводителе писали, что она круглосуточная – охотно верю, вчера ночью на том берегу что-то подозрительно шумело. Раньше я не особенно любила подобные места, но сейчас меня буквально тянуло поскорее окунуться в шум и суету, и даже толчея у прилавков и аттракционов нисколько не смущала.

Вот к чему меня жизнь не готовила, так это к тому, что на мост продавали билеты. Сувенирные, но всё-таки…

– Может, приобрести парочку? – коварно поинтересовался Йен, проследив за направлением моего взгляда. – Смотри, можно попросить, чтоб на них пропечатали наши имена.

– Обойдусь, – вздохнула я.

Он хмыкнул и пошёл покупать.

Пока я его ждала, то волей-неволей рассматривала злополучный Мост Поцелуев, вокруг которого витало больше всего слухов об исчезновениях. Вообще за исключением толп туристов он мне даже нравился: решётчатый, ярко-красный, выгнутый изящной асимметричной волной, как потягивающаяся кошка. По краям крест-накрест торчали фонари с остроконечными плафонами, похожими то ли на цветы, то ли на шутовские колпаки. Перила были плотно увешаны замками всех форм и размеров, но особенно выделялся один, у самого начала – огромный, золотой, в форме сердца.

– Хочешь? – выдохнул Йен мне на ухо и осторожно вложил в руку два билета, на которых действительно стояли наши имена.

Видимо, мой ответный взгляд был достаточно выразительным, чтобы больше не поднимать эту тему.

Когда мы ступили на мост, внезапно выглянуло солнце. Вода внизу раздробилась слепящими бликами, как в калейдоскопе – пришлось отвернуться. Люди хаотически метались между высокими, по грудь, перилами, и от широкой дороги фактически почти ничего не оставалось: постоянно кто-то резко останавливался прямо на пути, начинал фотографироваться, разворачивался и шёл назад, бежал куда-то наперерез… Многие действительно целовались, никуда не торопясь – этакие живые статуи, замершие в безвременье, и их надо было огибать. У самого входа сидела гадалка и предлагала предсказать судьбу по линиям на ладони, чуть дальше колоритный шарманщик в красном кафтане наяривал бодрый марш, откуда-то летели мыльные пузыри, огромные, штук