Читать книгу "Белый фрегат - Наталия Осояну"

«Роза Мира» разбилась первой, когда началась война. Прямо посреди собрания, которое в зале проводили старейшины, витраж взорвался – и неистовый дождь осколков обрушился на их головы. Сколько пролилось крови…

Насколько знали Лара и Кайрен, их цитадель все еще держалась, хотя говорили, что многие защитники Совиного Гнезда мертвы. Мертвы как пыль посреди сухого лета. Лара попыталась вообразить, что происходит сейчас в том месте, которое было ей так хорошо известно, – в конце концов, она читала более чем о двух сотнях войн, малых и великих. Письма, хроники – и даже бухгалтерские книги, описывающие войну своим странным языком денег, языком цифр. Но эта новая война велась на языке, которого Лара не понимала, и никто пока что не написал о ней.

И, наверное, не напишет.

Книжная полка – самая необычная вещь, какую только можно обнаружить на челноке контрабандистов. Ларе попадались на глаза моряки, которые таскали за поясом «Заветы Эльги» и время от времени их читали, если нечем было заняться. Но целая полка? Очень странно. И еще более странными оказались книги как таковые, явно собранные не случайным образом, – «Искусство войны на море», «Осада Орлиного Гнезда», «Тактика»…

Когда она рассказала об этом Кайрену, он лишь плечами пожал:

– Как я и говорил, этот шкипер – самая чудна́я рыбешка в целом океане. Хорошо бы нам не пришлось пожалеть, что мы взошли на борт его корабля.

Лара не помнила, что именно ее жених говорил о Ристо. Бо́льшую часть времени она проводила, читая и перечитывая бесчисленные книги, хранившиеся Внутри, и они стали ее спасительницами в широком море скорби, которое они с Кайреном так отчаянно пытались пересечь. Лара втайне думала, что это море не имеет края, – но, впрочем, она всегда могла начать заново с той первой книги, которую взяла с полки в своей Внутренней библиотеке больше тридцати лет назад.

Книги шкипера там тоже были – и она все читала, – но оказалось приятно держать их в руках, листать, чувствовать шероховатости на переплете. Ристо явно берег их от влаги, плесени и прочих опасностей морской жизни. Он их любил так же сильно, как она, – это было совиным качеством. Лара улыбнулась против собственной воли и, мгновение поколебавшись, взяла с полки томик, от которого по спине пробежали мурашки.

«Соль и пепел» – та самая книга, которую она цитировала в Огами, возле дока.

Маленькая и потрепанная, даже слегка обгорелая по краям – словно случайно уцелела во время большого пожара. Но бумага была хорошего качества, и текст – не рукописный, а отпечатанный на краффтеровской машине, так что ущерб оказался не очень серьезным – бери и читай. Никто не знал, кто автор этого памфлета, открыто нацеленного против Цапли-над-цаплями – Птичьего владыки, капитана-императора Аматейна; по слухам, крамольный текст написал какой-то младший феникс, возможно бескрылый, достаточно незначительный, чтобы избежать внимания цепных акул, и достаточно умный и образованный, чтобы избрать столь изысканный способ мести за свой уничтоженный клан. Книга быстро сделалась популярной: цитаты из нее передавались из уст в уста. Вероятно, автор оставался неизвестным по той простой причине, что кончил так же, как и бо́льшая часть экземпляров книги, – в костре на площади. Лишь немногие фениксы не боялись огня, да и тем не удалось скрыться от гнева его величества.

Лара открыла книгу наугад.

«Богатство не имеет значения, сила не имеет значения, власть не имеет значения. Знай, что важны лишь соль и пепел, только и всего. Соль в крови и соль в слезах, а в самом конце – пепел. Насколько широк размах твоих крыльев? Как высоко ты летаешь? Как долго живешь? Все это не имеет значения, ибо соль горька, а те, кто летает, кровью истекают так же, как те, кто ходит по земле».

Каюта шкипера теперь принадлежала ей. Несомненно, Ристо весьма сердился на самого себя из-за того, что поддался сочувствию и взял их на борт. Тем не менее он с веселым удивлением отметил, что Кайрен не присоединился к ней в каюте, и пришлось объяснять, что они еще не муж и жена. Его товарищи-моряки явно сгорали от любопытства, но вопросов не задавали.

Их было двое. Первый, Унаги, выглядывал из люка, когда они повстречали Ристо в сухом доке. Он был на год или два старше шкипера, но относился к нему покровительственно, словно к очень юному и непутевому брату. Вообще-то оба моряка казались старшими братьями этого одноглазого нахала, но Велин-целитель был на самом деле гораздо старше – лет тридцати пяти или, может, сорока. Такой возраст Лара могла воспринимать лишь умозрительно, и целитель парадоксальным образом казался ей больным.

И еще, разумеется, был сам корабль – «Шустрая», одномачтовый челнок с разноцветными глазами: левый – зеленый, а правый – синий. Слегка непривычно, однако Лара повидала немало фрегатов и читала о множестве других живых кораблей. Она знала, что фрегат Золотого Императора, «Золотая бабочка», получил имя благодаря отблеску на парусах. Она знала, что некоторые фрегаты светятся, а некоторые поют. Знала, что фрегаты клана Буревестника умеют предсказывать шторм.

Ребенком она засыпа́ла вопросами гостивших у отца навигаторов. Ее интересовало все. Как рождаются фрегаты? Похоже, это было никому не известно. Они просто появлялись из океанских глубин и туда же уходили, заканчивая свой жизненный путь. Чем отличаются корабли-самки от кораблей-самцов? По малолетству она не понимала, до чего это неудобный вопрос и почему он заставляет моряков смеяться, а лорда Сову – хмурить брови в притворном гневе. Лишь научившись забираться по лесенке на более высокие уровни Внутренней библиотеки, Лара узнала, в чем дело. Различия между фрегатами, связанными с женщинами и мужчинами, и впрямь существовали, однако не были заметны внешне и никто не мог точно сказать, в чем именно они заключаются.

«Шустрая» отнеслась к ее присутствию на борту спокойнее, чем рассчитывала команда. Прочитать истинные эмоции шкипера по его лицу мешала повязка, а физиономия Унаги была совершенно непроницаемой, но зато Велин не скрывал своих чувств. Они боялись, что случится… что-то. Лара знала правила – на малых кораблях с навигаторами-мужчинами не привечают женщин: их присутствие влечет за собой опасность столь же малопонятную, как различия между самцами и самками фрегатов. И поэтому, когда Велин вздохнул с облегчением, Ристо изобразил подобие улыбки, а Унаги хмыкнул, она сказала себе, что все будет хорошо.

Но ошибалась.

«Шустрая» летела вперед и вперед, быстрая как рыба-белка, быстрая как ветер, быстрая как мысль. От водяных брызг платье Лары промокло – последнее оставшееся у нее платье, простое, но красивое, – но ей было наплевать. На миг она почувствовала себя почти счастливой, словно ничего не случилось, и окно-роза все еще цело, и никому не пришлось вытаскивать из ран осколки. Она посреди океана, она свободна. Она… сама по себе?

Вот уж нет.

– Если позволите, я бы напомнил, что ветер холодный и в мокром платье вы замерзнете быстрее, чем можно предположить, – проговорил Велин, приблизившись. – Нам предстоит еще несколько дней пути, и мне не хотелось бы…