Читать книгу "На кресах всходних - Михаил Попов"

До нас вроде не близко.

Зенон подтвердил — охота, скорее всего, за «Парижской коммуной» и «Орленком». Мы на троих должны были в час икс с разных сторон, как псы на медведя, кинуться на Гибуличи.

Понял-понял, на Тройной хутор не пошлют при таком раскладе ситуации.

Терпеть было трудно — почему-то у меня как будто загорелось внутри дополнительное пламя, совершенно перекрывая тихую общую радость от приближающегося Багратиона. Я сделался страшно, ненормально уверен, что ветхий старик поп совсем и полностью просветит меня. Пытаюсь хватать себя за штанину: не рвись — а вдруг пустышка? — и не могу, знаю, что так может быть, а не могу ни о чем больше думать. Вот так вот и Ваньку Михальчика поймешь.

Для скорости дали нам лошадок из отрядной конюшни. Но не слишком я люблю это дело. Кавалерист из меня…

Сели поутру, поехали.

Всю дорогу я вертел в голове старую свою мысль: чего ты суешься! Чтобы не думать впустую о том, что может мне священник рассказать, я пытался анализировать последнюю историю, где по внешним показателям я был такой герой, аж страшно, а на самом деле, говоря откровенно, все на ниточке висело и даже удивительно, что не оборвалось.

Вообще-то умный человек сначала должен думать, а лишь потом действовать. Так, по крайней мере, утверждают практически все умные люди, написавшие все те умные книги, что были проглочены мною еще в училище. Или я не умный человек, или из всеми признаваемого правила могут быть исключения. Тогда, получается, я исключительный человек!

Смех смехом, уже во второй раз я беру на себя ответственность, влезаю в ситуацию, в которой все максимально неоднозначно, и на выходе мы имеем результат, который приходится признать положительным. Даже в большей мере, чем в той истории с минированной железкой. Тогда меня посекло осколками, сейчас — ни царапины.

Спрашивается: во-первых, почему я был так уверен, что поляки не расстреляют пана Витольда, а начнут его пленение разыгрывать как какую-то козырную карту? Спроси меня — я затруднюсь с ответом. А тянул на себя одеяло так, словно у меня на руках гарантийное письмо от командования аковской шайки.

Каждая елка так и норовила выхлестнуть меня из седла. Зенон ехал куда ловчее.

Вопрос второй: с чего я решил, что литовцы Гапана и не подумают даже затворы передернуть за своего командира? Конечно, сорок четвертый на дворе, а не сорок второй, но все же…

Ей-богу, такое ощущение, что они с облегчением побросали оружие. По правде, опасаться надо было только одного — польского фанатизма. Когда поляки поняли, что мы уже заменили литовцев в хате Гапана, что дом окружен и все они под прицелом, могли из одной этнической вредности и крикливой гордыни всадить Витольду пулю в затылок.

Честно говоря, я бы не удивился, если бы Витольд, когда разобрался в том, что произошло, даже меня бы не поблагодарил. Сделали и сделали, спасли и спасли, дело военное. Но он снизошел до разговора, долго жал руку и в глаза смотрел. Улыбнулся — а я-то думал, что он вообще не умеет. Быть серьезным — да, засмеяться, когда бывает кем-то пошучено хорошо, — тоже да, а вот так спокойно, дружелюбно улыбнуться — этого я в нем не предполагал. А смеялись по этому поводу много. Особенно после фразы Тараса о том, как кусает себе локти несчастный Лелевич. Я догадался — очень старые отношения, довоенные. Ржали все до слез. Как-то с места и в хохот. Так сходило с них напряжение.

Но при всем том мне стало неуютно.

Он меня выделил.

Пусть и своей благодарностью, но выделил и как бы взял, что ли, в скобки своим вниманием. Я теперь не в общей массе, он от меня чего-то ждет.

Или я накручиваю?

Я пытался перевести всю благодарность на Анатоля — он первый сунулся в хату, где сидели, надо отметить, трезвые литовцы, и не дал им даже взять в руки их стрельбы. Анатоля Витольд тоже похвалил, но я понимаю, что он понимает, кто был головой в этой истории, а кто кулаками.

А может статься, строю я слишком сложные мысленные картины. Ну, положил он на меня глаз — сколько ему лежать? Скоро настоящие бои начнутся. Хлынет сюда армейщина родная, этот братка ураганище, тут не до хитрых взглядов отрядного пана.

Мне бы только с дедушкой успеть переговорить. Потому что потом будет много суеты по устройству в новой жизни. Еще надо решить, с какими документами возвращаться в строй, очень я соскучился. Старший сержант Литвинов может и не сгодиться, станут пробивать по особым отделам. Есть у меня и еще кое-какие корочки, будем думать.

А сейчас я кто?

Сейчас я лейтенант Кравцов, бывший юнга Северного флота Саша Турчанинов где-то там в глубине скрывается.

Получил же таки хвоей по рылу. а не мечтай в седле.

Глава одиннадцатая

Янина сразу сообразила: открываться в том, что ей с Сарой нужно на тот берег, не нужно. Просто идем от пепелища под Сопоцкином, ни родных, ни знакомых нет, побираемся и подрабатываем. Такое время, что лучше никого не посвящать в свои планы. Люди хорошие на свете есть, только как знать, с хорошим ли ты встретился человеком. Немецкой власти здесь не ощущалось, не было ни полицая на постое, ни германца, только в Пышках пара полицаев.

Местный староста был где-то в отъезде, только ночное перемещение огней на виднеющемся на горизонте мосту напоминало о присутствии какой-то армии. Жили побережцы бедно, приземленно, опасливо, но сами по себе. Против пришлых не особо злобились. И даже с разговорами-выяснениями не приставали, принимая заявленную версию. Верят ли, Янина не знала; делают вид, что верят, и достаточно. С самого утра, подкрепившись кипятком и затянув ремень на животе потуже, Янина шла бродить вдоль берега, выклянчивая себе работу. У деда Софрона она все переделала и очень была ему благодарна с бабкой Светой, что не гонит с козьего сеновала. По умолчанию там теперь была их с Сарой «хата».

А как девочку зовут?

Чуть не спалилась, но успела сообразить — и назвала Серафимой. Сара — Сера, звучит сходно.

Лучше бы звалась Соней. Почему? Софрон хмыкнул. Объяснил Янине, что имеет в виду, а имел он в виду, что девочка спит и спит, в то время как не похожая на нее особо старшая сестра бегает по дворам за заработком. Сара, однако, не спала, просто лежала с закрытыми глазами. Что тут такого, с самого начала ведь было пояснено: насмотрелась невеличка, вся голова запнулась у нее. Надо ждать, время авось подлечит.

Рыла яму у соседей под новый нужник, готова была и плотничать, но квалифицированную работу ей не доверили.

Расплачивались за труды экономно, давая понять, что главная часть вознаграждения в том, что вообще не гонят.

О том, что идут они в лес к Витольду Ромуальдовичу, она даже сама с собой не разговаривала; сейчас главное — просто перебраться через реку. Неман выглядел совершенно непреодолимым препятствием. Янина ни разу не видела, чтобы кто-то из местных плавал на ту сторону. Очевидно, это было запрещено, но выспрашивать почему, не решалась. На той стороне, чуть ниже по течению, была деревня, там тоже угадывались какие-то лодки на берегу, или так просто казалось. И тоже никто не выходил на реку. Как зовут деревню, Янина не спрашивала: мало ли что могут подумать дед Софрон и баба Света.