Читать книгу "Лавка дурных снов - Стивен Кинг"

Ладно, это все предыстория. Теперь переходим к делу.

К Массимо. И к этой гребаной трубе, простите мой французский.

Я называю это гонкой вооружений Четвертого июля, и хотя началась она в две тысячи тринадцатом, все закрутилось годом раньше. Коттедж Массимо стоял аккурат напротив нашего, большущий, белый, с колоннами и лужайкой, сбегающей к пляжу: чистый белый песок, не в пример нашей гальке. Комнат двенадцать, не меньше. Двадцать, если считать гостевой домик. Они назвали свою усадьбу «Лагерь двенадцати сосен», по количеству деревьев, которые росли вокруг коттеджа и прятали его.

Лагерь! Святой Иисус, это был настоящий особняк. И да, с теннисным кортом. А также кортом для бадминтона и площадкой для бросания колец на склоне. Хозяева приезжали в конце июня и оставались до Дня труда, а потом закрывали этот чертов дом. Такая огромная усадьба – и пустует десять месяцев из двенадцати. Я просто не мог в это поверить. А мама могла. Она говорила, что мы – богачи случайные, тогда как Массимо – настоящие.

«Только это грязные деньги, Олден, – добавляла она, – и речь не о четверти акра конопли. Все знают, что у Пола Массимо есть СВЯЗИ». Она всегда так произносила это слово: заглавными буквами.

Вроде бы источником денег служила компания «Массимо констракшн». Я отыскал ее в Сети, и на первый взгляд все было по закону, но они – итальянцы, а «Массимо констракшн» базировалась в Провиденсе, штат Род-Айленд. Вы копы, так что остальное додумаете сами. Как любила говорить мама, сложив два и два, пять не получишь.

Они использовали все комнаты большого белого дома, когда приезжали на лето, в этом я уверен. И в гостевом домике тоже. Мама обычно смотрела на них с нашего берега и поднимала за их здоровье стакан с «Сомбреро» или «Грязным хвостом», говоря при этом, что оптом Массимо дешевле.

Они знали, как хорошо провести время, отдаю им должное. Жарили мясо на свежем воздухе, играли в салки в воде, подростки гоняли на гидроциклах. Гидроциклов у них было не меньше пяти, все такой яркой раскраски, что глаза жгло, если долго на них смотреть. По вечерам Массимо играли в тачбол, и обычно съехавшихся в «Двенадцать сосен» хватало на две полные команды по одиннадцать человек в каждой. А когда сгустившаяся темнота уже не позволяла разглядеть мяч, они пели. И судя по манере их пения, всем этим крикам, зачастую на итальянском, предварительно они явно пропускали по стаканчику, а то и не по одному.

Один из них привозил с собой трубу и дул в нее, аккомпанируя всем песням. От этого дудения даже глаза начинали слезиться. «Это вам не Диззи Гиллеспи, – говорила мама. – Кто-нибудь должен смазать эту трубу оливковым маслом и засунуть ему в зад. Пусть выпердывает “Боже, благослови Америку”».

Примерно в одиннадцать этот Массимо играл отбой, и вечер заканчивался. Не думаю, что соседи стали бы жаловаться, даже если бы пение и вой продолжались до трех утра. В большинстве своем люди на нашей стороне верили, что хозяин «Двенадцати сосен» – настоящий Тони Сопрано.

Перед Четвертым июля в том году – речь о две тысяче двенадцатом – я заготовил бенгальские огни, две или три коробки петард «Черный кот» и пару «вишневых бомбочек». Купил все это у Папаши Андерсона в его магазине «Веселая блоха», что на дороге в Оксфорд. Никакая это не тайна. Разве что для тупых, но я знаю, что к вам это не относится. Черт, всем известно, что в «Веселой блохе» продавались фейерверки. Но Папаша Андерсон продавал только всякую мелочевку, потому что тогда продажа фейерверков запрещалась законом.

В общем, все эти Массимо болтались на берегу, играли в футбол и теннис, дергали друг друга за трусы, маленькие детки плескались у берега, детки постарше ныряли с плота. Мы с мамой сидели на краю причала на раскладных стульях, всем довольные, наши патриотические припасы лежали рядом. Когда сгустились сумерки, я дал маме бенгальский огонь и зажег, а потом зажег свой от ее. Мы размахивали ими в темноте, и очень скоро малыши на том берегу заметили наши огни и загалдели, требуя свои. Двое подростков Массимо раздали бенгальские огни малышам, зажгли, и те принялись ими махать. Их огни были длиннее наших и горели дольше, а кроме того, их явно чем-то обработали, и они переливались разными цветами, тогда как наши были желтовато-белыми.

Тут этот итальяшка дунул в свою трубу – вах-вах, – как бы говоря: «Вот как должны выглядеть настоящие бенгальские огни».

«Ну и ладно, – сказала мама. – Пусть их бенгальские огни больше, но давай запустим несколько петард и посмотрим, как им это понравится».

Мы зажигали петарды одну за другой и подкидывали, а они ярко вспыхивали и горели, пока не падали в воду. Малышня в «Двенадцати соснах» все это просекла и подняла крик. Поэтому несколько мужчин Массимо ушли в дом и вернулись с большой картонной коробкой, наполненной петардами. И скоро подростки постарше принялись их запускать. Никак не меньше двух сотен, и они взрывались с грохотом пулеметных очередей, начисто заглушая наши петарды.

Вах-вах, вякнула труба, как бы говоря: «Пытайтесь дальше».

«Ладно, дорогуша. – Мама повернулась ко мне. – Дай мне одну из этих «вишенок», что ты припас».

«Дам, – ответил я, – но только будь осторожна, мама. Ты уже выпила, а мне не хочется, чтобы завтра утром ты недосчиталась пальцев».

«Дай мне одну и не умничай. Я не вчера родилась, и мне не нравится звук этой трубы. Готова спорить, у них такой нет, потому что Папаша не продает фейерверки приезжим. Смотрит на номерной знак и говорит, что товар закончился».

Я дал ей «вишневую бомбочку» и щелкнул зажигалкой. Фитиль вспыхнул, и мама высоко подбросила «вишенку». Та взорвалась с такой яркой вспышкой, что глазам стало больно, а грохот покатился по всему озеру. Я поджег другую и бросил ее, как Роджер Клеменс. Бабах!

«Вот, – удовлетворенно хмыкнула мама. – Теперь они знают, кто в доме хозяин».

Но тут Пол Массимо и два его старших сына вышли на самый край пристани. У одного из сыновей, крупного симпатичного парня в свитере для регби, на ремне висела эта чертова труба. В каком-то подобии кобуры. Они помахали нам, а потом Пол протянул что-то каждому из парней. После чего поджег фитили. Они подбросили эти штуковины над озером и… Святой Боже! Нас буквально оглушило! Два взрыва, как от динамита, и ослепительные вспышки.

«Это не “вишневые бомбочки”, – сказал я. – Это “Эм-восемьдесят”».

«Где они их взяли? – спросила мама. – Папаша такие не продает».

Мы переглянулись, и можно было ничего не говорить: в Род-Айленде. В Род-Айленде, вероятно, можно достать что угодно. По крайней мере если твоя фамилия – Массимо.

Отец протянул сыновьям еще по одной и поджег их. Потом поджег свою. Три взрыва, достаточно громкие, чтобы распугать всю рыбу в Абенаки от южного конца до северного, в этом я не сомневался. Потом Пол помахал нам, а парень с трубой достал ее из кобуры, словно шестизарядный «кольт», и трижды протрубил: Ва-а-а-ах… Ва-а-а-ах… Ва-а-а-ах. Как бы говоря: «Весьма сожалеем, голозадые янки. Успеха вам в следующем году».