Читать книгу "Страх и отвращение предвыборной гонки '72 - Хантер С. Томпсон"

Ред.: Любая кампания, которая порождает этот всплеск энергии, вызывает…

ХСТ: Вызывает огромный подъем у всех, кто в ней участвует.

Ред: И это еще один важный опыт для вас — там, на пределе?

ХСТ: О, да. Хотя вы, конечно, понимаете, что вас убьют, но это только добавляет остроты ощущений — никогда не знаешь, когда прилетит пуля.

Эпитафия

Еще четыре года… Никсон превыше всего… Страх и отвращение на Суперкубке…

Сегодня президент Никсон будет приведен к присяге на второй срок после его впечатляющего триумфа на выборах в ноябре прошлого года, когда установление мира во Вьетнаме, казалось, было в его руках… Во время самой дорогой инаугурации в американской истории — ее стоимость официально оценивается более чем в 4 млн долларов — мистер Никсон снова примет присягу на временной трибуне, возведенной в восточном портике Капитолия, а затем будет участвовать в параде, на который, как ожидается, на Пенсильвания-авеню и в ее окрестностях соберется 200 000 человек, и еще миллионы прильнут к экранам телевизоров… Это будет первое обращение президента к американскому народу после его телевизионного выступления 6 ноября в вечер накануне выборов. С тех пор мирные переговоры провалились, массированные бомбардировки Северного Вьетнама возобновились, а затем были отменены, и снова начались переговоры — и все это без единого публичного комментария со стороны мистера Никсона…

San Francisco Chronicle, 20 января 1973 года

Когда Великий Бомбардир начинает писать,

Против вашей фамилии он отмечает

Не то, что вы выиграли или проиграли,

Но как вы играли в эту игру.

Грантленд Райс, который был известен вплоть до его смерти в 1950-х как «старейшина американской спортивной журналистики». Один из любимейших авторов Никсона

Они собрались вместе жарким днем в Лос-Анджелесе, воя и царапая друг друга, как дикие звери в жару.

Под темным калифорнийским небом пламень их борьбы вышибал слезы на глазах 90 000 богобоязненных болельщиков.

Их было 22 человека, и все они были больше, чем люди.

Это были гиганты, идолы, титаны…

Бегемоты.

Они стояли за все доброе, и истинное, и правильное в американском духе.

Потому что у них были яйца.

И они жаждали окончательной славы, великого приза, заключительных плодов долгой и страшной кампании.

Победа в Суперкубке: по 15 000 долларов каждому.

Они были голодны из-за нее. Они хотели пить. В течение 20 долгих недель с августа по декабрь они боролись, чтобы достичь этого пика… И когда рассвет осветил пляжи Южной Калифорнии в то роковое январское воскресное утро, они были готовы.

Готовы отведать заветный плод.

Они уже чувствовали его. Запах был сильнее, чем у тонны гнилых манго. Их нервы горели, как открытые раны на шее собаки. Побелевшие от напряжения суставы. Дикие глаза. Странный привкус во рту, заметно острее желчи.

Бегемоты.

Те, кто пришел рано, сказали перед игрой, что напряжение было почти невыносимо. К полудню многие фанаты открыто без всякой видимой причины плакали. Иные заламывали руки или грызли бутылки из-под газировки, стараясь сохранять спокойствие. Сообщалось о многих драках на кулаках в общественных туалетах. Нервные судебные приставы шастали вверх-вниз по проходам, конфискуя алкогольные напитки, а иногда и сражаясь с пьяницами. Банды обезумевших от «Секонала» подростков бродили по стоянке за пределами стадиона, выбивая дерьмо из незадачливых отставших…

Что? Нет… Грантленд Райс никогда бы не написал такого: его проза была скупой и постной, его описания шли прямо из кишок… А в тех редких случаях, когда он опрометчиво пытался произвести «анализ событий», он взывал к аналитическим способностям своего мозга. Как и все великие спортивные обозреватели, Райс понял, что его мир может рухнуть, если он когда-нибудь посмеет усомниться в том, что его глаза связаны напрямую с мозгом — своего рода де-факто лоботомия, которая позволяет улыбающейся жертве работать исключительно на уровне чувственного восприятия…

Зеленая трава, жаркое солнце, острые скобы в дерне, возгласы приветствия из толпы, грозное выражение на лице получающего 30 000 долларов в год пуллинг гарда, когда он наклоняется с мощным креном в стиле Ломбарди и врезается пластиковым плечом в пах лайнбекеру…

Ах да, простая жизнь: назад к корням, основам — сначала мышеловка, затем щелчок и крючок для фальшивой картины полета с тройным реверсом и, наконец, бомба…

Действительно. Существует опасный вид простодушного поклонения силе и точности, лежащий в основе массового увлечения профессиональным футболом в этой стране, и в ответе за это спортивные обозреватели. За редкими исключениями, такими как Боб Липсайт из New York Times и Торн Куинн из (ныне не существующей) Washington Daily News, спортивные обозреватели — это грубые и безмозглые фашиствующие пьянчуги, которые только и могут, что восхвалять и продавать все, что им велит освещать спортивный редактор…

Хороший способ зарабатывать на жизнь, потому что, с одной стороны, человек занят, а с другой — от него вообще не требуется думать. Два ключа к успеху спортивного журналиста — это: (1) слепая готовность поверить во все, что угодно, что вам скажут тренеры, спортивные агенты, жулики и другие «официальные представители» владельцев команды, которые обеспечивают халявную выпивку; и (2) «Словарь Роджета» во избежание использования одних и тех же глаголов и прилагательных дважды в одном абзаце.

Даже спортивный редактор мог бы заметить, что что-то не так с ведущим, сказавшим: «Точные при атаке, как отбойный молоток, “Майами Долфинс” вырвали сегодня яйца у “Вашингтон Редскинз”, топча и молотя их одним точным броском за другим прямо с центра, смешанного с точечной точностью пасов в отвесных и многочисленных ударах отбойного молотка по обоим концам поля…»

Верно. В этом Грантленд Райс был гением. Он носил с собой карманный словарь, так что «громовой стук копыт четырех всадников» никогда не повторялся несколько раз в одном абзаце, а «гранитное серое небо» становилось в последней строке его душераздирающих историй «холодными темными сумерками»…

* * *

Был момент около десяти лет назад, когда я мог бы писать, как Грантленд Райс. Не столько потому, что верил во всю эту спортивную фигню, сколько потому, что спортивная журналистика была единственным, чем я мог заниматься и за что мне кто-то готов был платить. И никто из тех, о ком я писал, не разражался криками по поводу того сумасшедшего бреда, который я выдавал. Они хотели действия, красок, скорости, неистовства… Был момент во Флориде, когда я писал вариации на одни и те же темы в три конкурирующие газеты одновременно под тремя разными именами. Я был спортивным обозревателем одной газеты в первой половине дня, спортивным редактором другой во второй половине дня, а ночами работал для промоутера профессионального рестлинга, выдавая невероятно закрученные пресс-релизы, которые мог размещать на следующий день в обеих газетах.