Читать книгу "Однажды на краю времени - Майкл Суэнвик"

– Начинайте, – сказала она. – Я возьму все, что у вас есть.

Да, это будет та еще прогулка!

Хронолегион

Работа у Элинор Войт была весьма странной. Восемь часов в день она проводила в офисе, где не велось никаких дел. В ее обязанности входило сидеть за письменным столом и смотреть на дверь чулана. На столе имелась кнопка, которую следовало нажать, если из этой двери кто-то появится. Кроме того, на стене висели большие часы, и раз в смену, ровно в полдень, она подходила к двери и вставляла в скважину специально выданный ключ. Перед ней неизменно открывалась внутренность чулана. Ни потайных панелей, ни люков – она проверяла. Пустота. Чулан, в котором ничего нет.

Согласно инструкциям, Элинор, заметив что-то необычное, должна была вернуться к столу и нажать кнопку.

– Какого рода «необычное»? – допытывалась она, когда ее принимали на работу. – Не понимаю. Чего именно я дожидаюсь?

– Поймете, когда увидите, – коротко ответил мистер Тарблеко, выговаривая слова с сильнейшим акцентом. Мистер Тарблеко был ее нанимателем и, кажется, иностранцем, обладавшим крайне неприятной, если не сказать устрашающей, внешностью: белая рыхлая кожа, ни одного волоска на голове, так что, когда он снимал шляпу, сходство с грибом неизвестного сорта становилось прямо-таки поразительным. Маленькие заостренные ушки, как у зверька. Элли считала, что он, возможно, чем-то болен. Но он платил два доллара в час, что в те времена считалось неплохими деньгами, особенно для женщины ее возраста.

К вечеру ее сменял неухоженный молодой человек, признавшийся однажды, что он поэт. Когда же она входила утром в офис, из-за стола поднималась грузная негритянка, молча брала с вешалки пальто и шляпу и с невероятным достоинством плыла к выходу.

Итак, Элли сидела за столом и ничегошеньки не делала. Ей запрещалось читать книги из опасения, что она слишком увлечется и забудет посматривать на дверь. Разрешались кроссворды, поскольку не считались такими захватывающими. Зато она связала кучу вещей и подумывала заняться плетением кружев.

Со временем дверь занимала в ее воображении все больше места. Элли представляла, как открывает ее в неурочный час и видит… что?!

Но как бы живо она ни представляла себе эту картину, внутри непременно оказывалось нечто самое обыденное. Щетки и тряпки. Спортивное снаряжение. Галоши и поношенная одежда. Ну что еще может быть в чулане? Что еще может там оказаться?!

Иногда, захваченная своими фантазиями, она вдруг оказывалась стоящей у стола. Мало того, временами подходила к двери. Однажды даже положила ладонь на ручку, прежде чем отстраниться. Но мысль о потере работы неизменно ее охлаждала.

Все это ужасно бесило.

Дважды, во время ее смены, в офисе появлялся мистер Тарблеко, в неизменном черном костюме с одним и тем же узким черным галстуком.

– У вас есть часы? – спрашивал он.

– Да, сэр.

В первый раз Элли вытянула руку, но презрительная мина, с которой тот проигнорировал жест, послужила хорошим уроком: во второй его визит она вела себя сдержаннее.

– Уходите. Вернетесь через сорок минут.

Элли отправилась в маленькую чайную по соседству. Утром она принесла с собой пакетик с ланчем: сэндвич с колбасой, политой майонезом, и яблоко, но от растерянности позабыла в столе, а потом побоялась вернуться. Пришлось побаловать себя изысканным «дамским ланчем», который в нынешнем настроении она не смогла оценить по достоинству. Элли вытерла губы, оставила официантке десятицентовик на чай и подошла к зданию офиса ровно через тридцать восемь минут после ухода. Еще через две минуты она потянулась к ручке двери.

Мистер Тарблеко, словно поджидавший ее, вылетел из офиса, надевая на ходу шляпу. Он никак не комментировал ее пунктуальность; мало того, вроде бы даже не заметил присутствия подчиненной. Просто промчался мимо, словно ее вообще не существовало.

Ошеломленная Элинор вошла, закрыла дверь и уселась за стол. Только сейчас ее осенило: мистер Тарблеко был невероятно, сказочно богат. Подобное высокомерие присуще именно людям, которые имеют столько денег, что могут позволить себе роскошь добиваться своего даже в мелочах, поскольку всегда найдутся те, кто готов им услужить. Особи его типа не знают, что такое благодарность, и не дают себе труда быть вежливыми, ибо им даже в голову не приходит, что можно вести себя как-то иначе.

И чем больше Элли думала об этом, тем больше злилась. Она, разумеется, не коммунистка, но все же ей казалось, что у человека должны быть определенные права и одно из них – право на обычную учтивость. Крайне неприятно, когда с тобой обращаются как с предметом мебели. Мало того, это унизительно. Будь она проклята, если еще раз стерпит подобное отношение!

Прошло шесть месяцев.

Дверь открылась, и в комнату ворвался мистер Тарблеко, с таким видом, словно выходил на несколько минут.

– У вас есть часы?

Элли открыла ящик стола, бросила туда вязанье, открыла второй ящик и вынула пакет с ланчем.

– Да.

– Уходите. Вернетесь через сорок минут.

Она вышла на улицу. Стоял месяц май, неподалеку раскинулся Центральный парк, поэтому она поела там, у маленького пруда, где дети пускали игрушечные кораблики. Элли кипела от ярости. Она хороший работник, в самом деле хороший! Сознательная, пунктуальная, никогда не брала отпуск по болезни! Мистеру Тарблеко стоило бы это ценить и уж во всяком случае не обращаться с ней так мерзко.

Ей ужасно хотелось опоздать, но совесть не позволила. Добравшись назад ровно через тридцать девять с половиной минут после ухода, она встала прямо напротив двери, так, чтобы мистеру Тарблеко ничего не оставалось, кроме как заговорить с ней. Если это будет стоить ей работы… что ж, чему бывать, того не миновать.

Вот до чего дошла скромная Элинор Войт!

Через тридцать секунд дверь распахнулась, и на пороге показался мистер Тарблеко. Не останавливаясь и не выказывая ни малейших эмоций, он подхватил Элли под мышки, легко поднял и переставил в сторону. И исчез. Только эхо шагов отдавалось в коридоре.

Какая наглость! Какое бесстыдное, беспардонное нахальство!

Элли вернулась в офис, но не смогла заставить себя сесть за стол: слишком была расстроена. Вместо этого она принялась мерить шагами комнату, споря с собой, выкрикивая вслух то, что должна была сказать – и сказала бы, задержись мистер Тарблеко хоть ненадолго. Чувствовать, что тебя поднимают и переставляют, как… как… Невыносимо!

И особенно неприятно то, что даже излить свое раздражение некому!

Наконец она все же успокоилась настолько, что обрела способность мыслить связно и поняла, что ошибалась. Все же существовало кое-что… кое-что… скорее, правда, чисто символическое, чем существенное или материальное… на которое она готова отважиться!

Она могла открыть эту дверь.