Читать книгу "Штрафбат смертников. За НЕправое дело - Расс Шнайдер"

Впрочем, был ли у них выбор? Либо смертельный риск, либо гибель под гусеницами вражеского танка. Зато какая возможность сделаться героем! Мертвым героем и тем, кому чудом повезло остаться в живых. Сказать по правде, это здорово у них получалось. На высоте уже дымились шесть подбитых бронированных чудовищ — еще до того, как туда подоспела вспомогательная рота. Одно из противотанковых орудий было раздавлено танковыми гусеницами вместе со своим расчетом. Людей, конечно, было жалко, чего не скажешь о железном уродце, от одного вида которого боевой дух солдата моментально испарялся. Когда же в окопы ворвалась русская пехота, солдаты начали погибать — быстро и самыми жуткими способами. За пять минут Шрадер потерял больше людей, чем за предшествующие шесть месяцев, и гнетущая мысль об этих потерях еще долго не будет давать ему покоя — ему, Крабелю и горстке других, кому повезло живым уйти из этого участка окопов.

Минометный залп был запланирован для того, чтобы произвести максимально возможный эффект — то есть к тому времени во второй половине дня, когда ситуация станет по–настоящему безнадежной. По меньшей мере двадцать танков «Т–34» уже приготовились к броску в районе «Хорька».

Залп — вернее серия залпов, прогрохотавших один за другим, — заставил солдат застыть на месте. Некоторые тотчас упали без чувств, некоторые получили серьезные ранения. Один из танков перевернулся вверх брюхом. Несколько бронемашин были охвачены пламенем. Остальные, хотя и не получили повреждений, словно в растерянности застыли на месте, где и оставались стоять. Когда же русские через день или два наконец пришли их забрать, на первый взгляд могло показаться, будто их экипажи мирно спят и лишь крошечные струйки крови запеклись возле носов, ушей, ртов и анальных отверстий (правда, туда вряд ли кто заглянул), а на самом деле мертвы, сокрушены неимоверным давлением.

После залпа несколько танков, словно пьяные, уползли прочь — значит, внутри остался кто–то живой, кто мог взять на себя управление. И наконец, остальные экипажи, которые лишь были контужены, пришли в себя и возобновили упрямые атаки, стараясь уничтожить защитников «Хорька». Правда, теперь в их наступлении было куда меньше упорства, и они тотчас отступили, как только на место сражения подоспела вспомогательная рота.

Защитники высоты получили передышку, если бы не артиллерийские снаряды, которые продолжали обрушиваться на них с небес. А затем русские вернулись, на этот раз с еще большим количеством бронетехники. Тридцать шесть часов спустя защитники, как живые, так и мертвые, все еще оставались на своих позициях. И лишь тогда Шерер приказал их оставить. Не имея в своем распоряжении резерва, удерживать высоту было невозможно. Ответ русских превзошел самые худшие опасения Шерера и Крейзера. Такого напора враг не демонстрировал с самой зимы.

Хазенклевер, каптенармус штурмовой роты, вновь вышел на шоссе со своими подводами собирать мертвых и раненых, а заодно привез несколько литров пива, чтобы поддержать тех, кто остался в живых. Точно так же как он приветствовал Шрадера и его солдат днем раньше.

Спустя несколько дней Шерер, к своему удивлению, обнаружил, что атака и последующая оборона гнойника, «Хорька», была упомянута в сводке вермахта — в ней бойцам 83–й дивизии воздавалась хвала за проявленное мужество и героизм. Да, подумал Шерер, в мужестве им не откажешь. Спасибо, что у вверенных ему солдат остался хотя бы боевой дух, даже если у них нет оружия, с которым нужно идти в бой. Его штаб располагался в единственном относительно целом здании в Ново–Сокольниках. Размышляя об этом со сводкой в руках, Шерер смотрел на листок бумаги с гордостью.

В некотором смысле он уже жил в прошлом — там, где мертвые были уж мертвы. Правда, теперь уже неважно, как они расстались с жизнью — в бессмысленном проявлении боевого духа или же каким–то иным образом. Он едва ли не кожей ощущал их кровь, как, впрочем, ощущал и гордость, странное чувство, которое для такого чувствительного человека, как он, было сродни укорам совести. Шерер всегда принимал такие вещи гораздо ближе к сердцу, нежели остальные, хотя и не подавал вида. В любом случае операцию полным провалом не назовешь. Русские пришли в такую ярость, что бросили сюда почти все силы, оголив тем самым другие участки фронта. В результате штурмовые отряды других полков в двух местах сумели передвинуть позиции примерно на целый километр за шоссе. Самое главное теперь — их удержать.

Глава 12

Кленнер был старше других бойцов — чудаковатый парень, преисполненный только ему понятного воодушевления. Когда–то он умудрился получить звание обер–ефрейтора, хотя ни разу даже не пробовал употребить власть даже по отношению к зеленым рекрутам. Скорее проявлял отеческую заботу. Большинство солдат находили Кленнера странным, хотя его неукротимая энергия импонировала многим из них. Обычно ему приходилось работать со снабженцами–тыловиками, однако нередко он бывал и на передовой, причем по своей собственной инициативе, например, привозил свежие овощи, которые раздавал первому встречному, будь то офицер или рядовой. Он просто обожал копаться в земле и нередко просил выделить ему пехотинцев, чтобы те помогали ему в огородах, которые он разбил на зеленых окраинах Великих Лук.

Той весной и летом выращенные им овощи неизменно удостаивались похвалы хотя бы потому, что кормежка в целом была скудной и однообразной. Кленнер обихаживал свои владения на городских окраинах. Впрочем, человеку со стороны этот клочок земли вполне мог показаться приличных размеров, особенно если знать, что за ним ухаживает всего один человек, начиная от вскапывания земли, кончая поливкой и прополкой. Были в распоряжении Кленнера и несколько лошадей, однако чаще он сам впрягался в небольшую тележку, нагруженную навозом, который лично доставлял из конюшен на свои делянки. От ежедневных трудов он был поджарым и жилистым, а кожу покрывал коричневый загар, куда более темный, нежели у тех, кто проводил большую часть времени, зарывшись в окопах и землянках на передовой. Разумеется, были у него и помощники из тыловых батальонов и продовольственных колонн, однако большую часть работы делал все–таки он сам и ни разу не произнес и слова недовольства в адрес тех, кто не поспевал за ним.

Так что на самом деле в помощниках с передовой он не нуждался, однако продолжал приходить в окопы и приглашать желающих к себе, словно в том была некая житейская мудрость, которую он пытался вложить им в головы. Как ни странно, находилось немало таких, кто следовал за ним в его владения, чтобы погреться на солнышке, прополоть или взрыхлить грядку–другую. Какой мирной представлялась там жизнь! Если не считать операцию по взятию высоты «Хорек», то на всем фронте в летние месяцы установилось относительное затишье.

Фрайтаг провел на одном из передовых постов около десяти часов. Караульная служба на этих постах была нелегким делом, хотя, как правило, нудным и однообразным. Но тот, кто нес там вахту, ни на минуту не мог позволить себе расслабиться и поэтому, даже когда его сменяли, еще долго испытывал огромную усталость. В какой–то момент Фрайтаг даже подумал, а не остаться ли ему здесь, вместо того чтобы вернуться в окопы, где в принципе можно отоспаться. С другой стороны, можно и здесь удобно расположиться в теньке — поболтать с товарищами, покурить, сыграть в карты. Чем он обычно и занимался в минуты уныния или когда его клонило в сон. Сегодня же он прошел назад лишнюю милю — туда, где в поте лица трудился Кленнер.