Читать книгу "Одиночество-12 - Арсен Ревазов"

– Извини, – сказала Дина уже довольно жестко. Нам нужна победа – любой ценой. Как и всем остальным сторонам, участвующим в войне. Ты же знаешь: добро всегда побеждает зло. Кто победил, – тот и добрый. Но в человеческой цивилизации все устроено точно также. Просто я с тобой говорю чуть откровенней, чем это принято в вашем обществе.

Я вдруг подумал, что этические расследования Канта – схоластика вроде средневековой, хотя, конечно, гораздо более продвинутая. С одной стороны – все умно. Но с другой – все ясно. Зло – это просто прямое зло. Боль, кровь, смерть, энтропия. И здесь все просто. И нечего философствовать. И обсасывать особенности зла волка, гоняющегося за полусъеденным зайцем, тем более, что какое там зло – у зверей. Интересней обнаруживать тонкое зло. Спорное зло. Не очевидное зло. И еще я подумал, что зло – некрасиво.

– Знаешь, Дина! Послушать тебя и получается, что хаты тянут на воплощение коллективного Сатаны. Что-то вы, ребята, Бога совсем не боитесь.

– Степень вмешательства Бога в судьбу наших миров, как и вектор этого вмешательства, не кажутся мне ясными и определенными.

Передо мной опять стояла хорошо знакомая Дина. Умная, жесткая, решительная.

– К черту вектора. На самом деле, все довольно просто. Ты предлагаешь мне сменить веру или отдать жизнь. Обычная история. Происходила много с кем. Немного устаревшая, конечно, для 21 века, но в общем не новая. И говоришь, как Генрих IV перед Варфоломеевской ночью, что Париж стоит мессы.

– Этот Париж действительно стоит мессы.

– Дина. Я не хочу менять веру.

– Почему?

Мне показалось, что она, действительно, меня не понимает.

– Не знаю. Не хочу и все. Это иррационально. И слава Богу, что так. Расскажи лучше, если хаты такие могущественные, зачем убивать Матвея с Антоном?

– Есть правила братства. Есть коллегия хранения знаний. Я не могу действовать против законов, которым три с половиной тысячи лет. И я не одна в братстве. Пойми, я действительно не могу.

– А что скажет мама?

– Почему я должна ставить интересы матери выше интересов братства?

И в самом деле почему, если эмоции у хатов уплощаются?

Мне стало как-то невесело. Дина тоже была грустна. Но у меня кроме грусти было желание еще немного побороться. Так, на всякий случай, может, хоть что-нибудь удасться спасти. В настоящую победу я верить перестал.

– Иосиф! Я жду от тебя окончательного решения.

Динина грусть, казавшаяся мне до сих пор довольно светлой, постепенно сменялась черной тоской.

– Ты его услышала.

– Это конец.

Ее черные глаза почернели окончательно.

– Что ты, Дина! Какой конец! Все только начинается.

Дина по степени серьезности напоминала египетскую мумию. Мне даже показалось, что черты ее лица чуть притупились – как у трупа. Это ей – не шло.

– Боюсь, что при всей твоей непонятно откуда взявшейся смелости, все уже кончилось.

– Воля твоя. Но в такой опасности, как сегодня, братство хатов не находилось последние три с половиной тысячи лет.

– Дорогой брат! Мне кажется…

– И я, при всей моей смелости, которой успел набраться за эти три месяца, благодаря вам, скажу честно, что боюсь только одного.

– Хорошо, хоть чего-то.

– Твоей ошибки.

– Ошибки?

– Да-да. Не успеешь ты нас уничтожить, как достоянием узкой, но высокопрофессиональной общественности станет Великий Секрет. Он же – главная слабость Братства. Он же – подарок от Хатшепсут благодарному человечеству. Он же – смерть Кащея Бессмертного, которая на конце иглы, которая в яйце, которое в утке, которая в зайце, который в сундуке, который на дубе, который на острове, который хер знает где. После раскрытия Великого Секрета вы будете уничтожены в два счета. Не русскими спецслужбами, так американскими.

– Хотелось бы поконкретней. И поскорей.

– Тогда вернемся к моим друзьям.

– Один на один – страшно?

– Понимаешь, дорогая, у нас – концессия. «Одиночество-12». Поэтому решения принимаются коллегиально.

– Иди. Я должна отдать несколько распоряжений.

Дина подошла к тому что могло называться кафедерой или алтарем и, наклонившись, начала что-то говорить. Я вернулся к ребятам.

* * *

– Есть идеи? – дружелюбно спросил Антон?

– Никаких, – также дружелюбно ответил я.

– Вот и отлично, – сказал Матвей. – Это я люблю. Круто. И до конца.

Я понимающе посмотрел на Мотю, нашел в iPOD'е Procul Harum и поставил «Конкистатодора». Сначала я отдал оба наушника Моте и Антону, но на последнем куплете Антон вернул мне свой со словами: «Держи, тебе это полезней, чем нам». Мотя же внимательно дослушал песню до конца.

Conquistador, there is no time, I must pay my respects

And though I came to jeer at you, I leave now with regrets

And as the gloom begins to fall

I see there is no, only all

And though you came with sword held high

You did not conquer, only die

Though I hoped for something to find

I could see no maze to unwind.[121]

Да какие мы конкистадоры? Мы что – испанцы в Америке? Разве мы прячемся от правосудия, разве мы ищем золото? У нас же – реконкиста. Настоящая. Честная.

Хотя что плохого в избегании такого правосудия, которое в последнее время становится модным? И что плохого в золоте как таковом? А главное, какая разница за кого воевать? Ввязался в драку, так не думай. Дерись изо всех сил… А там – история рассудит.

Через минуту Дина подошла к нам. Руки за спиной. Взгляд сверху вниз. Как у учительницы. А где же вселенская скорбь?

– Так что это за Великий Секрет?

– Присели бы вы, Дина Яковлевна.

– У вас осталось тридцать секунд на то чтобы ответить на мой вопрос.

Интересно, а что, вообще, хаты знают про время. Меня всегда интересовало время, как некая метафизическая сущность. Точнее, как физическая. Ведь, что такое время, ясно ровно до тех пор пока об этом не задумываешься. А эти суки, конечно, про время кое-что знают… Ведь не случайно три с половиной тысячи лет прожили.

– Да ладно на понт нас брать… Мы, дорогая, через такое прошли… И до сих пор живы!

Матвей выглядел спокойным и рассудительным.