Читать книгу "Живые и мертвые - Константин Симонов"

— Это кого же охранять? — вскинул на него глаза Серпилин. — Меня или вас? Если вас, так берите этот взвод с собой, потому что пойдете с командиром батальона, и не возвращайтесь, пока не пришлете мне донесения, что перерезали дорогу! А если меня — так я сейчас вернусь к станции и буду там в ваших батальонах до тех пор, пока не возьмем ее.

— А разве, товарищ генерал, вы сюда КП дивизии не перемещаете? — спросил Баглюк, показывая рукой на деревню и не выражая никаких чувств по поводу того, что Серпилин посылает его вместе с батальоном.

— К утру размещу. Как только подойдет комендантская рота, сразу брошу ее вам на помощь на станцию. До утра оставьте здесь трех бойцов, чтобы деревня не пустовала. А всех остальных — вперед! И чтобы я здесь через пять минут не видел ни одного лишнего человека!

Баглюк оставил командиру дивизии трех бойцов, свои сани и своего автоматчика, а сам, гребя валенками по снегу, пошел догонять батальон.

Посмотрев вслед удалявшемуся батальону, Серпилин, прежде чем ехать обратно к станции, зашел в ближнюю избу. В избе грелись погорельцы: женщины и дети. Серпилин поздоровался, закрыл за собой дверь и, сняв на пороге шапку, устало потер рукой голову, чувствуя непреодолимое желание вот сейчас выбрать угол в нагретой людским теплом избе, свалиться и заснуть.

Пожилая женщина, низко нагнув голову, скребла ножом стол.

— Что это вы? — спросил Серпилин.

— За немцами скоблю, — сказала она, не поднимая глаз и продолжая яростно скоблить. — Нелюди, на столе спали! — Потом разогнулась, вскинула глаза на Серпилина и быстрым, торопливым голосом стала рассказывать, как немцы вчера убили у нее младшего сына: он ночью хотел угнать в лес корову, а они погнались и застрелили. Говорила она быстро, а глаза у нее были такие, словно вот сейчас, как только она до конца все доскажет, он, Серпилин, возьмет и все исправит. Женщины, перебивая друг друга, начали говорить, когда и кого в их деревне убили за то время, что тут стояли фашисты, а Серпилин, прислонясь к притолоке, слушал и наливался новой ненавистью, хотя, казалось бы, к той ненависти, которую он испытывал к немцам, уже нечего было прибавить.

— Товарищ генерал, — оставленный Баглюком автоматчик открыл за его спиной дверь, — двух фашистов в подвале взяли, заховались. Что с ними делать?

— До свидания, — поклонился Серпилин женщинам. — Завтра, как подвезем продукты, понемногу выдадим погорельцам на детей. — Он надел шапку и вышел за автоматчиком. — Где они?

И сразу же увидел немцев. Они стояли между двумя поймавшими их бойцами. Были они в ботинках, в шинелях, в натянутых на уши пилотках, дрожащие, насквозь промерзшие.

— Аус вельхен дивизион? — спросил Серпилин.

Один из немцев ответил, что из сто четырнадцатой.

— Унд зи?

Второй сказал, что он тоже из сто четырнадцатой.

— Вас махен зи хир?

Немцы молчали, но за них, безошибочно поняв смысл вопроса, ответил один из поймавших их бойцов:

— Я так располагаю, товарищ генерал, что это из фейер-команды поджигатели, заблукали в последнюю минуту и сховались.

— Цайген зи ирэ хенде! — строго сказал Серпилин.

Один из немцев отшатнулся, не понимая, чего от него требуют. Другой остался неподвижным.

— Покажите мне руки, — еще раз повторил по-немецки Серпилин, делая шаг вперед.

Немец испуганно протянул ему руки. Стоявший рядом боец хотел даже оттолкнуть немца: чего он сует руки в нос генералу? Но Серпилин остановил его.

— Унд ду? — И Серпилин, нагнувшись с высоты своего роста к рукам второго немца, понюхал их.

У обоих руки пахли керосином. Оба молчали. Один мелко трясся, другой окаменел от отчаяния и неотвратимости смерти.

— Расстреляйте их к чертовой матери! — сказал Серпилин и, отвернувшись, пошел к саням.

На дороге показались фигуры людей, шедших против ветра, закрываясь руками. Один, прибавив шагу, побежал к Серпилину, и сразу же его догнал другой. Это были начальник связи дивизии и командир комендантской роты.

— Наконец-то прибыли! — недовольно сказал Серпилин начальнику связи. — Лучше поздно, чем никогда! Тяните сюда связь! Завтра, глядя по обстановке, по крайней мере с полдня, КП тут будет! И как только свяжетесь, сообщите Ртищеву, что я буду находиться под Воскресенским, пока не возьмем. Как Ртищев, уже в дороге?

— Никак нет, товарищ генерал, — с запинкой ответил начальник связи. — Штаб в дороге, а полковник Ртищев на мине подорвался.

— Ранен? — быстро спросил Серпилин. — Вывезли его?

— На месте убит, товарищ генерал.

— Ох ты, пропасть! — с досадой хлопнул себя руками по задубевшему полушубку Серпилин.

Как он ни гнал от себя эту мысль, но с первой же встречи ему все казалось, что этот Ртищев с его печальными глазами не жилец на белом свете, что убьют его; в глазах читал — и вот накликал! Так-таки убили! Всего на неделю и пережил своего командира дивизии…

Ему было жалко Ртищева и было не по себе от верности собственного предчувствия. Но спросил он только одно:

— Кто заступил? Шишкин?

— Да.

— Передайте ему все, что я вам сказал. А вы, Рыбаков, — повернулся Серпилин к командиру комендантской роты, — давайте к Воскресенскому! Люди замерзли сильно?

— Сильно, товарищ генерал!

Подходившие бойцы сгрудились за спиной командира роты. Это был резерв Серпилина, еще ни вчера, ни сегодня не участвовавший в бою.

— Пятнадцать минут на обогрев — и двигайтесь к Воскресенскому!

— А куда идти? — спросил командир комендантской роты; он думал, что они уже дошли до места, а теперь снова надо было идти вперед.

— Куда идти? Туда, где зарево, где бой идет!

— А по какой дороге? — все еще не совладав с собой, по-прежнему расстроенно спросил командир роты.

— А ни по какой дороге. Вон там зарево — ориентир! На него идите! И не задерживайтесь. Я вас там ждать буду, — сказал Серпилин и, подходя к саням, услышал, как близко, за домом, ударила винтовка раз и другой… Это расстреливали немцев из фейеркоманды.

«Надо будет написать… Теперь уже не только жене Орлова, а и жене Ртищева… Вот как быстро все это делается… — горько подумал Серпилин. Уже сидя в санях, он еще раз посмотрел вперед, на зарево, и с тревогой вспомнил о Баглюке. — Поскорей бы вышел им в тыл. Пока не выйдет, не взять Воскресенского».

Станцию Воскресенское и на самом деле все никак не могли взять. Немцы всякий раз минометным и пулеметным огнем клали в снег нашу поднимавшуюся в атаку пехоту и тем временем жгли дом за домом.

Серпилин вернулся, как раз когда очередная атака захлебнулась и люди снова легли в снег перед самой станцией. Будь под руками хоть несколько пушек, может, и с этими редкими цепочками людей удалось бы ворваться на станцию, подавив огнем пулеметные точки. Но артиллерии не было, она застряла сзади, в метели, и пока не давала о себе знать. Комиссар дивизии, остававшийся здесь, пока Серпилин уезжал с Баглюком, не выдержал и сказал, что поедет сам и хоть за шиворот, а приволочет сюда одну батарею! Он больше не мог видеть, как атака за атакой съедают людей, а станция как ни в чем не бывало горит и горит.