Читать книгу "Первое кругосветное путешествие на велосипеде. Книга первая. От Сан-Франциско до Тегерана. - Томас Стивенс"

друга, moonshi bashi ищет меня. Его сопровождают дюжины персов из высшего класса, общество состоит из его друзей и знакомых, которых он собирал днем, главным образом, чтобы показать им мою карту Персии. Механическую красоту велосипеда и кажущуюся победу над законами равновесия при езде на нем, по мнению ученого moonshi bashi, весьма затмевает карта, на которой изображены Тегеран и Хой, и не показаны Стамбул и которая показывает целое широкое пространство Персии и только небольшие части других стран. Этот последний факт, кажется, произвел очень глубокое впечатление на ум moonshi bashi. Кажется, он наполнил его неизменным убеждением, что все остальные страны ничтожны по сравнению с Персией. В своем собственном сознании этот патриот всегда верил, что это так, и он очень рад, что его вера подтверждается - как он доверчиво представляет - картой Ференги.

Возвращаясь к караван-сараю, мы обнаруживаем, что внутренний двор переполнен людьми, привлеченными славой велосипеда.

Moonshi bashi сразу поднимается на bala-khana, нежно раскрывает мою карту и показывает ее возбужденной толпе внизу. Пока пятьсот пар глаз удивленно смотрят на него, не имея ни малейшего представления о том, на что они смотрят, он гордо обводит пальцем очертания Персии.

Это одна из самых забавных сцен, которые можно себе представить. Moonshi bashi и я, окруженные его небольшой компанией друзей, занимаем bala-khana, гордо демонстрируя смешанной толпе из пятисот человек копеечную карту, как предмет, который вызывает удивление и восхищение.

После отъезда moonshi bashi и его друзей по приглашению я совершаю визит любопытства в компанию дервишей (они сами называют себя «darwish»), занимающих одну из комнат караван-сарая.

В одной маленькой комнате валяются восемь человек, их внешность отвратительна и все же интересна. Они почти голые в знак уважения к жаркой погоде и для того, чтобы получить небольшое облегчение от беспокойных насекомых - арендаторов их одежд.

Из их скарба выделяются шкуры пантеры или леопарда, которые они используют в качестве плащей, маленькие стальные боевые топорики и огромные шипастые булавы. Весь их внешний вид является невероятно ярким и необычным. Их длинные черные волосы болтаются на обнаженных плечах, у них дикие, изможденные лица людей, чья жизнь прожигается в разврате и излишествах; тем не менее, большинство из них имеют явно интеллектуальное выражение. Персидские дервиши - странные и интересные люди. Они проводят всю свою жизнь в странствиях из одного конца страны в другой, выживая исключительно нищенством. Но, вместо того, чтобы просить милостыню, как нищие, они выкрикивают- «хук, хук» (мое право, мое право), и одеваются в самые дикие, живописные и эксцентричные костюмы, часто одеты только в белые хлопчатобумажные подштаники и шкуру леопарда или пантеры, небрежно брошенную им на плечи, кроме того, они несут огромную шипованую булаву или стальной боевой топор и копилку для милостыни. Последняя обычно изготавливается из овальной тыквы, полируется и подвешивается на небольших медных цепях. Иногда они носят вышитую коническую шляпу, украшенную стихами из Корана, но часто они не носят головные уборы, за исключением покрытия, предоставленного природой. Персы из высшего класса мало уважают этих странствующих факиров; но их дикий, эксцентричный облик производит глубокое впечатление на селян, а дервиши, остроумие которых обостряется в постоянной болтовне, живут, главным образом, полагаясь на их добрую натуру и доверчивость. Несколько этих достойных людей, приходя в маленькую деревню, обладая самым диким и самым гротескным обликом, продолжают идти с величественным видом, величественными шагами по улицам, грациозно размахивая своими дубинками или боевыми топорами, взирая безучастным взглядом и вслух произнося Коран со своеобразной и впечатляющей интонацией. Затем они идут по деревне, протягивая копилку для милостыни и выкрикивая: «Ху, хах, хук! хук, йах хук». Половина боится навлечь на себя немилость, лишь немногие жители деревни отказываются бросить медяк или принести продуктовые припасы. Большинство дервишей пристрастны к чрезмерному употреблению опия, бханга (препарата из индийской конопли), арака и других вредных интоксикантов, обычно потворствуя своим пагубным привычкам всякий раз, когда собирают достаточно денег. Им также приписывают все виды разврата, именно это объясняет их бледный, изможденный вид. Следующая цитата из произведения «На земле Льва и Солнца», которая переведена с персидского, красноречиво описывает общий вид дервиша:

Дервиш едва стоит на ногах,

Взгляд отрешенный, безумный, пустой.

Мысли его затуманил гашиш

Он шел по дороге, но был ли живой?

Вид отвратителен, спутаны волосы

На непокрытой его голове,

С шеи свисают огромные бусы,

Он еле ступает по пыльной земле.

Тяжелою ношей звериная шкура

На изможденных плечах у него,

Но держит он крепко костлявой рукою

Короб заветный для медяков.

После посещения дервишей я провожу час в соседней чайхане, выпивая чай со своим эскортом и угощая их заслуженным кальяном. Среди сброда, собранного около дверного проема, находится слабоумный юноша лет десяти или двенадцати. Его костюм, состоит из веревки на талии и кусочка тряпки размером с обычную салфетку. Он несчастный обладатель непропорционально большого желудка, который выпирает, как будто тот спрятал тыкву с сельскохозяйственной ярмарки. Его основным развлечением, по видимому, является кормление любимой овцы, принадлежащей чайханщику и произведение резонирующих ударов ладонями рук по его невероятному животу. От этого происходит глухой, отражающийся эхом звук, похожий на удар по надутому баллону дубинкой. И учитывая, что парень еще и косоглаз, то всё это создает удивительное, душераздирающее зрелище. Наступает время ужина, солдаты показывают путь к харчевне, где мы едим вкусные bazaar-kabob, одно из самых вкусных блюд из баранины, которое только можно себе представить. Баранина рубится до консистенции пасты и приправляется должным образом. Потом мясо распределяют по плоским железным вертелам и жарят на гриле над пылающим угольным огнем. Когда они хорошо поджарены, их кладут на широкий гибкий лист хлеба вместо тарелки, а вертела убирают, оставляя перед покупателем дюжину длинных плоских пальцев хорошо поджаренных kabob, покоящихся бок о бок на лепешке из пшеничного хлеба. Очень аппетитное и легкоусвояемое блюдо.

Вернувшись к караван-сараю, я отпускаю своих верных воинов с подходящим подарком, за который они громко выпрашивали благословения Аллаха на мою голову, и три или четыре раза увещевали хозяина караван-сарая особенно позаботится о моем комфорте на ночь.

Они наполняют разум этого смиренного человека великодушными идеями моей личной важности, впечатляюще останавливаясь на обстоятельствах, что я обедал с губернатором, о чём они также не упустили возможности возвестить на базаре во второй половине дня.

Хозяин караван-сарая расстилает мне одеяла и подушки на открытом bala-khana, и я сразу отхожу ко сну. Юноша с нежными глазами, одетый в