Читать книгу "Мария Волконская - Михаил Филин"

Если Сергей Григорьевич превратился в человека откровенно публичного, то его жена принимала гостей и выезжала сравнительно редко. Ей хватало домашних забот: княгиня вела хозяйство, нянчилась с внуком, помогала Нелли ухаживать за немощным Молчановым. Весною 1857 года Мария Николаевна намеревалась ехать вместе с ним и дочерью за границу, однако это путешествие так и не состоялось. Болезнь зятя уже вступила в завершающую фазу, он давно измучил семью и стал, как выразился в одном из писем А. В. Поджио, «помехою для всех». «…Пожалуй, он и старуху, и бедную Неллю сведет с ума», — опасался друг семьи[988].

В Москве княгиня Волконская, уступая настойчивым просьбам сына, начала урывками работать над воспоминаниями. Она сразу и твердо постановила, что ее рукопись будет предназначена исключительно для семейного чтения. И открыла свои мемуары (писавшиеся, естественно, по-французски) Мария Николаевна так:

«Миша мой, ты меня просишь записать рассказы, которыми я развлекала тебя и Нелли в дни вашего детства, словом — написать свои воспоминания. Но, прежде чем присвоить себе право писать, надо быть уверенным, что обладаешь даром повествования, я же его не имею; кроме того, описание нашей жизни в Сибири может иметь значение только для тебя как сына изгнания; для тебя я и буду писать, для твоей сестры и для Сережи (Молчанова, внука. — М. Ф.), с условием, чтобы эти воспоминания не сообщались никому, кроме твоих детей, когда они у тебя будут; они прижмутся к тебе, широко раскрывая глаза при рассказах о наших лишениях и страданиях, с которыми, однако же, мы свыклись настолько, что сумели быть и веселы, и даже счастливы в изгнании»[989].

Хотя княгиня и надеялась, что потомки не отдадут ее мемуары в печать, она все же писала кратко и не касалась многих эпизодов своей биографии.

«В то время, о котором говорим, — отмечал С. М. Волконский, — от княгини Марии Николаевны веяло некоторою строгостью; но это было ее настроение, это не было ее отношение к людям. Она смотрела на чужую жизнь из глубины своего прошлого, на чужую радость — из глубины своих страданий. Это не она смотрела строго, а ее страдания смотрели из нее: можно всё забыть, но следов уничтожить нельзя. И я думаю, что это причина, по которой домочадцы, служащие, гувернантки боялись ее»[990].

Такое мироощущение княгини Волконской нашло свое отражение и в ее воспоминаниях: их трудно назвать жизнеутверждающими.

15 сентября 1857 года скончался Д. В. Молчанов. Спустя некоторое время после похорон его измученная вдова и княгиня Волконская решили отправиться за границу. Судя по эпистолярным источникам, им удалось сделать это лишь весною 1858 года[991]. Вместе с ними в Европу поехали сын Марии Николаевны и ее внук Сергей. Интересную деталь сообщил спустя десятилетия С. М. Волконский: оказывается, «княгиня Мария Николаевна, уезжая из России, взяла с собой мешочек русской земли, с тем, чтобы в случае, если она умрет за границей, ей положили его в гроб»[992].

Последующие три года княгиня Волконская провела, по большей части, в дороге — и привезла заветный мешочек обратно. Ее час еще не пробил…

6 июля 1858 года И. И. Пущин, получив свежую почту, оповестил М. С. Корсакова (родственника и сотрудника H. Н. Муравьева), что Нелли, «М Н и Миша и Сережа на водах. Пьют их и купаются»[993]. А уже в августе поднаторевшая в дипломатическом искусстве Елена Сергеевна вступила в переписку с правительством: она «обратилась с письмом к князю Долгорукову, прося его исходатайствовать разрешение ее отцу приехать за границу, так как состояние здоровья ее матери требует продолжения пребывания в чужих краях еще в течение года»[994].

После некоторых проволочек высочайшее соизволение на поездку помилованного государственного преступника все-таки воспоследовало. Император Александр Николаевич разрешил Волконскому отправиться «для свидания с женою за границу на три месяца с тем, чтобы он в срок прибыл обратно»[995]. (Позже срок пребывания Сергея Григорьевича в чужих краях дважды продлевался, и в итоге декабрист находился с семьей в Европе без малого год.)

В начале октября 1858 года Волконский покинул Москву и взял курс на Париж, где его поджидала Нелли (княгиня Волконская с внуком тогда были в Ницце). В дороге старик занемог, слег и 19-го числа писал А. Н. Раевскому из Дрездена: «Вы удивитесь, получив сей листок еще из Дрездена: постигший меня недуг тому причиною — опухоль в ногах и открывшиеся раны на оных в третий день моего отъезда из Москвы. Страдания были большие, пока дотащился до Варшавы, где и остановился на трое суток; вот уже пятые сутки я в Дрездене, страдания те же, и сии строки пишу Вам лежа, при невозможности без боли опустить ноги. Сегодня выезжаю в Париж; выписал сына во Франкфурт. Не могу двинуться без помощи, хотя теперь опухоль в ногах спала и раны закрылись. Жена уже выехала в Ниццу из Парижа; дети меня еще там ждут, но, дотащившись до них, склоню их к выезду туда же. Быть скорее при больной жене — долг и чувство сердца; светской жизни я не ищу и не хочу»[996].

Говоря о «детях», Сергей Григорьевич, очевидно, имел в виду не только Михаила и Нелли, но и третьего человека: к этому моменту Елена Волконская-Молчанова стала женой Николая Аркадьевича Кочубея. («Второй брак Елены Сергеевны был временем безоблачного счастья и для нее, и для ее родителей», — утверждал позднее князь С. М. Волконский[997]. А Иван Тургенев однажды написал декабристу, что «ничего не может быть приятнее зрелища двух таких счастливых супругов»[998].)

Прибыв с грехом пополам в Париж, Волконский и в самом деле быстро «склонил» молодежь ехать в Ниццу. Уже 2 (14) ноября он сообщил из французской столицы А. М. Волконской: «Сегодня я уезжаю в Ниццу с нашей молодой парочкой»[999].