Читать книгу "История России. От Горбачева до Путина и Медведева - Дэниэл Тризман"

Существует преступление, по которому можно получить более достоверные официальные данные (и для которых обследования жертв не подходят). Уровень смертности в результате убийств, особенно зарегистрированных в демографической статистике, менее всего подвержен занижению данных, отчасти потому, что большинство тел, как правило, находят. Всемирная организация здравоохранения собирает данные о показателях смертности по различным причинам. В 2004 году, последнем, за который были доступны данные, Россия находилась на 14 месте в мире по уровню смертности от насилия (за исключением войн и самоубийств). Среди стран со средним уровнем дохода в России показатель насильственной смерти составил 29,7 смертей на 100 000 человек; это превысило показатели таких стран, как Бразилия, Ямайка, Венесуэла, Южная Африка и Колумбия, которые возглавили список, имея 82,6 смертей на 100 000 человек.

Как и во многих крупных странах, уровень убийств в России сильно различается от региона к региону. В сибирской республике Тыва произошло невероятное количество убийств в 2004 году – 133 убийства на 100 000 человек, тогда как в кавказской республике Кабардино-Балкарии было совершено только 6 убийств на 100 000 человек. В целом уровень насилия увеличивается по мере продвижения на север или восток. Москва и Санкт-Петербург на самом деле имеют относительно низкий уровень убийств – 11 и 18 убийств на 100 000 человек соответственно. Для сравнения, количество убийств и непреднамеренных убийств в городах США на 100 000 человек в 2007 году в Детройте составило 46, в Балтиморе – 45[199], в Сент-Луисе – 40, в Вашингтоне – 31, в Филадельфии – 27. Если предположить, что статистика «убийств и непреднамеренных убийств» примерно сопоставима со статистикой убийств в России, Москва могла бы стоять на одном месте с Бостоном или Оклахома-Сити.

Почему показатели убийств настолько высоки в некоторых частях России? Вероятно, это зависит от многих факторов, но главный, как представляется, – это злоупотребление алкоголем. Исследования показали, что около 80 % лиц, арестованных за убийство, и 60 % убитых употребляли спиртное перед совершением преступления. В регионах, где потребление алкоголя увеличилось в 1990-х годах, уровень убийств также вырос. Как показано на рис. 10.6, общенациональная тенденция к убийствам соответствует тенденции оценки потребления алкоголя.

Рис. 10.6. Употребление алкоголя и количество убийств, Россия, 1980–2001 годы

Когда дело доходит до наказания, Россия здесь особо не выделяется. По состоянию на 2000 год за последние 12 месяцев, по которым предоставлены сравнительные данные, в России было посажено 6,3 человека на 1000 жителей. Она занимала третье место среди стран, по которым у ООН были данные, уступив лишь Свазиленду – 8,9 человек на 1000 человек и США – 6,4 на 1000 человек.

Чего хотят русские?

Экономическая и политическая системы России радикально не отличаются от таких же систем в других странах со средним уровнем дохода. Но, возможно, что сами русские отличаются. Вероятно, их культура, стремления и понимание смысла жизни выделяют россиян как уникальную цивилизацию, которой предназначено пройти по другому пути, в действительности конфликтуя с Западом.

На вопрос чего хотят русские, единственным разумным ответом будет – многого. Русские столь же переменчивы, как и граждане любой страны. Поиск общих характеристик в ходе тысячи проведенных с 1989 года опросов общественного мнения требует не только искусства, но и научного подхода. Тем не менее некоторые интерпретации в отличие от других лучше соответствуют действительности.

Хотят ли россияне жить в демократии? Может быть, основной западной точкой зрения в последние годы была та, согласно которой они в лучшем случае – равнодушные демократы, при правительстве Путина охотно обменивающие свои свободы на большее ощущение социального порядка. В этом обвиняют тысячелетнюю историю господства самодержавия в стране, крепостное право и так далее.

Но что говорят опросы общественного мнения? На первый взгляд, факты кажутся противоречивыми. С одной стороны, различные ученые отзываются о сильной стабильной поддержке демократического правительства. Ричард Роуз и его коллеги регулярно опрашивали россиян с 1992 года. «Когда попросили указать предпочтения между демократическим режимом и диктатурой, – пишут они, – более чем две трети населения положительно отнеслись к демократическому правлению и менее одного из десяти одобрили даже легкую форму диктатуры… Утверждение демократии в качестве идеала немного изменяется с течением времени». «Левада-Центр» также опрашивал респондентов, считают ли они, что «Россия нуждается в демократии». В последние годы от 55 до 67 % опрошенных ответили «да», по сравнению с 17–27 % тех, кто сказал «нет».

С другой стороны, газеты переполнены докладами опросов, которые, кажется, подтверждают авторитарные наклонности общественности. Подводя итоги принятого консенсуса в 2005 году, двое американских журналистов написали, что тогда не было демократии, и, возможно, ее никогда не было, она была всего лишь «целью, которую поддерживала значительная часть населения». В ходе опросов было «последовательно выявлено, что не более трети населения страны считают себя демократами… в то время как столь же большое количество людей считают, что авторитаризм является единственным путем для своей страны».

В частности, путаница может возникнуть по вине социологов, часто формулирующих вопросы так, чтобы можно было запутать респондентов или привести их к ответу об «авторитарной» позиции. Есть один общий подход, когда спрашивают, нужен ли стране сильный лидер[200], и соглашаются в знак пристрастия к авторитарным наклонностям. Конечно, так как фраза «сильный лидер» с таким же успехом предполагает Саддама Хусейна или Уинстона Черчилля, ответы на этот вопрос не имеют смысла. Нет никакой причины для российских респондентов предполагать, что сильный лидер не может быть демократом, и, как сказано ниже, русские этого и не предполагали. Если нужно выявить пристрастие к диктатуре, можно спросить респондентов прямо – нуждается ли страна в диктаторе. Подавляющее большинство почти наверняка ответили бы «нет».