Читать книгу "33 рассказа о китайском полицейском поручике Сорокине - Евгений Анташкевич"

«Ну, Ставранский и Ставранский! И давно ли не виделись?

Ладно, чёрт с ним, пусть заглядывает!»

Элеонора стала посещать Михаила Капитоновича. Она снилась, он ощущал её рядом, он подходил к дому с предчувствием, что от неё лежит записка или пришло издалека письмо с вестью, что она скоро приедет в Харбин. Фляжка, которую Михаил Капитонович старательно закопал на самое дно комода, сама собой оказалась вытащенной и наполненной настоящим виски, и иногда он к ней прикладывался, а когда прикладывался основательно, то готов был выть от тоски и даже иногда выл. Иной раз, когда выть не было сил, он ночью выходил на улицу и бил первого, кто попадался под руку.

Довольно часто к нему приходил Ставранский, особенно в последние месяцы. Он объяснял это тем, что у его жены был выкидыш и она «ушла в себя», а кроме этого он был не в ладах с её отцом, старым генералом русской Императорской армии.

Тот не мог простить зятю участие в «китайских делах», то есть в Русской группе, хотя с того времени прошло почти четыре года, а в «китайских делах» Ставранский участвовал уже в самом конце и не слишком долго. Тесть был уверен, что молодой муж не должен был расставаться с молодой женой, а в китайскую войну против большевиков не верил с самого начала и считал, что надо беречь людей и силы для настоящей войны с большевиками, в которую верил свято. Он говорил: «Если начнётся война за нашу Россию, против большевиков, а вас, милчеловек, уже не будет в живых, кому воевать? Мне, старику?» Его дочь, жена Ставранского, от таких разговоров падала в обморок, Ставранский не любил обмороков и конфликтовал с тестем.

«Чёрт с ним, пусть заходит!» – повторил про себя Сорокин. Ставранский был русский компанейский пьющий человек, просто Михаил Капитонович не любил, когда кто-то появлялся рядом, когда в его мыслях поселялась Элеонора.

Он переоделся в домашнее и посмотрел на часы, было 19.45. «Ладно! Хотя бы не придётся долго ждать!» – подумал он, отрезал колбасу и начал откручивать с фляжки крышку.

В декабре 1928 года, после возвращения в Харбин остатков Русской группы, Сорокин, хотя судьба его самого висела на волоске, сумел помочь Ставранскому устроиться в городскую полицию и на время разрешил ему и его жене пожить в своей квартире, чтобы особо не досаждал старый генерал. Отношения с Советами тогда у китайских властей были как нельзя хуже, и они стали часто нарушать договорённости относительно приёма на работу русских беспаспортных эмигрантов. На зло! Когда осенью 1929 года эти отношения дошли до вооружённого конфликта, Ставранский даже сумел перейти с повышением в должности в железнодорожную полицию, а когда китайцы потерпели поражение, чтобы не терять работу, он оформил китайское гражданство. После этого тесть – старый русский генерал – перестал принимать его в своём доме, и Ставранский вздохнул с облегчением.

Ставранский пришёл ровно в 20.00 и сразу начал вытаскивать из портфеля бутылку и закуски.

– Есть новость! – сказал он и, не дождавшись встречного вопроса, глянул на Сорокина.

Тот сидел в халате и побалтывал пяткой турецкой туфли.

– Арестовали мстителя! – сказал Ставранский.

Михаил Капитонович смотрел на Ставранского, качал туфлей, курил папиросу и думал о том, что скоротает с гостем полчаса, час, а потом бы остаться одному. Элеонора не уходила, и надо было спокойно обдумать всё, что касалось Давида.

– Я вижу, вы не расположены?..

– Нет, что вы? Я немного устал и сейчас помолчал бы и послушал! – ответил Сорокин и взял рюмку.

– Ну что же, усталость – дело извинительное! А я предлагаю выпить за мстителя! – сказал Ставранский и выпил.

Тут Сорокин сообразил, что у Ставранского, видимо, действительно есть какая-то непростая новость, и даже мысленно перед ним извинился за свою отвлечённость и невнимание.

– Недалеко от вокзала нашли уже третий труп японского офицера…

– Я слышал об этих убийствах, проходили по городским сводкам!

– Нашли убийцу!

– И кто же?

– Некий Евгений Подзыря! Почти что местный уроженец, был привезён в Харбин во младенчестве.

– За что он так невзлюбил японских офицеров, что они ему сделали?

– Он узнал, что японские офицеры, или японский офицер, чтобы не платить китайским таксистам и рикшам, рубят им руки или убивают их, однако несколько китайцев, будучи только ранены, успели об этом рассказать нашим врачам, от тех сведения просочились в город и попали, как вы сами понимаете, в полицейские уши. Раненые китайцы быстро стали мёртвыми, и справедливость ушла на дно, а наш герой решил японским офицерам мстить! Несколько дней назад его арестовали, случайно, когда он тащил недоубитого им офицера к водосточной трубе под железнодорожным полотном! Здоровенный детина, надо сказать, когда арестовывали, сбрасывал наших шавок по десятку со своих плеч, но легавые, как вы понимаете, одолеют даже самого сильного волка.

Слушая это, Сорокин вспомнил согбенных Ставранского и Борина, в руках которых раскачивался труп убитого ими Сажина, но он смахнул это воспоминание. Весной 1929 года, когда Ставранский уже работал в полиции, встретившись, он шепнул Михаилу Капитоновичу: «Нашёлся!» – и стал внимательно смотреть ему в глаза. Сорокин тогда только хмыкнул. Про Борина Сорокин больше не услышал ничего, кроме того, что тот забрал семью, купил землю где-то недалеко от станции Яблоня и больше в Харбине не появился.

– И что? Какова его судьба? – спросил Сорокин, хотя знал, что судьба этого Евгения Подзырю ждёт самая страшная.

– Это неожиданно, но Вэнь Инсин настаивает на судопроизводстве с русскими адвокатами.

Сорокин хорошо знал начальника железнодорожного управления полиции Вэнь Инсина, ещё когда работал с Ильёй Михайловичем Ивановым. Вэнь Инсин был справедливый человек, и Михаил Капитонович подумал, что, может быть, этому Евгению повезёт.

– А вы что думаете по этому поводу? – спросил он Ставранского.

– Я думаю, что Подзыре надо устроить побег и помочь с документами! Япошки ему не судьи, они сами здесь враги всем, не хуже большевиков!

Сорокин в душе был согласен со Ставранским.

– И как? То есть – когда?

– Сегодня у нас что? Сегодня у нас 10 марта, вторник, всё правильно, а послезавтра, 12 марта – четверг. В четверг Подзырю повезут на следственный эксперимент, туда же к железной дороге. Он должен будет показать место, где его арестовали с трупом на руках!

– Так! – Сорокин кивнул.

– Место подходящее. Если снять с Подзыри браслеты – он на нашей баланде ещё не оголодал, сил много, – если он взбежит на полотно и сядет в быструю пролётку или в авто, никто его не догонит, потому что весь транспорт экспертов и полиции будет с этой стороны путей, да там ещё и две нитки железной дороги и насыпь высокая…

– А с той стороны дорога есть? Хотя бы просёлочная?

– Что вы, там отличное шоссе мимо южной оконечности Нахаловки, там давно всё построили. В Нахаловке спрятаться пока можно на несколько дней, а там сделали бы какую-нибудь Подзыре справку, и пусть идёт на все четыре стороны…