Читать книгу "СССР™ - Шамиль Идиатуллин"

– Едем пока, – сказал шофер.

«Газель» с недовольным скрежетом покатилась дальше.

Сергей смотрел в окно. За окном был снег, снег, деревья и снова снег, от которых он успел отвыкнуть. Свежего, союзного воздуха, без которого Сергей особенно загибался все это время, не было: «газель» воняла как «газель» и снаружи оставляла вполне «газелевский» след, что на земле, что в воздухе. Но ноты той свежести, чистоты и пронзительности, которые, оказывается, несли Сергея последние годы и которые все-таки не из одной только газовой смеси лепились, пусть самой чистой и удачной газовой смеси, – эти ноты уже выносили в рабочий режим части головы и души, работающие только в состоянии тихого счастья или острого блаженства.

Предвкусив нарастало.

Я, конечно, вернусь – весь в друзьях и в делах.

– А чего тебе на конечной надо? – крикнул водитель. – Там же тупик, дороги нет и ближайшая заимка через двадцать кэмэ.

– Через двадцать два, – громко поправил Сергей.

– Туда, что ли? – удивился шофер. – На таких лыжах не пройдешь, хантские нужны, там все перепахали как раз от таких лыжников, чтобы в ту сторону не лазили.

– Посмотрим.

– Союз закрыт, туристов не пускают. Там вообще отморозки остались, охрана на психе, чуть что – стреляют. Эвакуаторы, бляха. Не пристрелят, так выгонят – куда денешься-то? Сегодня рейсов больше нет. Замерзнешь, и привет.

– Воронье нам не выклюет глаз из глазниц.

– Чего? – не понял водитель.

– Потому что не водится здесь воронья, – объяснил Сергей.

– А, – сказал водитель и решил больше на психов времени не тратить.

Сергей смотрел вперед и бормотал про снег без грязи, как долгую жизнь без вранья, про вечный полярный день как награду за ночи молчания и последние строки, «наградою для одиночества должен встретиться кто-нибудь», и снова шепотом заводил «все года, и века, и эпохи подряд».

– Конечная, – громко сказал водитель, аккуратно тормозя: дорога здесь была совсем не чищенной. – Выходишь?

– Да, спасибо, командир.

Вытащить лыжи Сергей сумел без посторонней помощи, вылез, помахал рукой тут же развернувшемуся на неровном пятачке водителю и полез, задирая колени, к серебристому павильону, к стене которого был прислонен фанерный щит с надписью «Конечная», неровно выведенной коричневой краской.

Павильон был незаперт и совершенно, шаровым образом опустошен. Не было даже подставок под цветочные горшки, которые Сергей лично ставил здесь два года назад.

Осматриваться Сергей не стал: время поджимало. Обтрясся, переобулся, встал на лыжи, подошел к названию остановки, повалил и оттащил фанеру в сторону. Надпись расколотили и замазали, но «Белая Юрта. СССР – 50 км» вполне читалось.

Поселок разгромили или вывезли подчистую: уж двухсоставной корпус столовой и спортзала должен был обозреваться с трассы – но исчез. Да Сергей по сторонам и не смотрел. Он смотрел на часы. Попрыгал на месте, несколько раз вдохнул-выдохнул сладкий до слипания ноздрей мороз и, хэкнув, пошел на север.

Он не спросил, кто еще есть, кроме Камаловых. Вроде бы точно уехал Бравин – и Кузнецов почему-то сильно не жалел. Вроде бы точно остался Баранов – и Кузнецов его понял. Про Дашку Алик ничего не сказал, поэтому было на что надеяться.

Он не спросил, где будет жить, если поселок стерт с лица земли и карт, а все энергопоставки прекращены, да и некому, кроме солнышка нашего ясного, больше поставлять. Алик на заснеженную поляну не позвал бы.

Он не спросил, есть ли там вообще что делать и чего ради. Алик – зря – не – позвал бы.

Алик сказал, что соберет народ к десяти. Стало быть, покинуть заимку надо было самое позднее в девять. Стало быть, оставалось всего четыре часа на то, чтобы добраться до заимки по бог весть откуда взявшемуся бурелому – впрочем, как раз в связи с его происхождением особых вопросов не было,– передохнуть и развязать поднадоевший обоим узелок.

В общем, времени должно было хватить. Тем более что дорога домой всегда короче.

Дом мог потом переместиться, но в данный момент он был там, где Сергея ждали. Ждали Алик, Элька, Славка и, может быть, Дашка.

Ждал Союз.

Государство – это он, а Союз – это мы. Он прекрасен и вечен, пока мы вместе и пока мы верим.

И горе человеку, когда он один.

А что, как и где – решим.

Алик сказал, что будет на заимке с пяти часов. Бутерброды, чай, бинты и перчатки обещал привезти.

Он не обманул.