Читать книгу "Третий уровень - Джек Финней"

Я прошелся немного по Мейн-стрит пешком, просто так, поглядывая в витрины, упиваясь немыслимым волшебством того, что со мной случилось. Когда я отошел примерно на полквартала, сзади послышался гул голосов. Я обернулся – сеанс окончился, зрители высыпали на улицу. На тротуаре образовалась небольшая толпа, кто-то делился впечатлениями, а кто-то уже спешил прочь или сразу переходил на другую сторону. Заработали моторы, машины стали отъезжать одна за другой. Раздался звонкий девичий смех.

Еще три-четыре шага – и тут до меня долетел звук, какой я не перепутал бы ни с чем на свете: завелся мотор моего «Плейбоя»! Взревел, когда кто-то тронул подсос, потом снизил рев до устойчивых холостых оборотов. В смутном свете я заметил силуэт парня, вернее, тень, вспрыгнувшую на переднее сиденье, а затем мой «Джордан» – тент был откинут, – взвизгнув покрышками, рванулся вперед.

Я окаменел. Стоял дурак дураком, глядя, как моя собственная машина мчится прямо на меня. Мозг выключился, а когда заработал, то как-то странно: меня больше встревожило, как обращаются с моим сокровищем, чем тот факт, что его украли. Я выбежал на мостовую, чуть не под колеса, замахал руками и заорал:

– Эй! Поосторожнее!..

Водитель ударил по тормозам, машину немного занесло, зад вильнул в сторону. «Джордан» почти остановился, но нет, объехал меня и устремился дальше, набирая скорость, а мне осталось лишь таращиться ему вслед. Мельком я заметил в машине девчонку – она обернулась и уставилась на меня, – а за рулем был парень примерно моих лет; он хохотал, показывая белоснежные зубы, а когда отъехал, крикнул через плечо:

– Сам будь поосторожнее, олух! А за меня не волнуйся…

Я тупо проводил их глазами, дождался, пока хвостовой фонарь не пропал в отдалении – один-единственный фонарь, непарный, – затем вернулся на тротуар. Мимо прошло несколько человек из кинотеатра; какая-то женщина задала своему спутнику вопрос, и тот отозвался резко, почти сердито:

– Ты что, Винса не признала? Гоняет, как сумасшедший…

И я не мог ничего предпринять. Заявить об угоне в полицию? А как объяснить им, кто я такой и откуда? Я пошатался некоторое время по окончательно опустевшей Мейн-стрит в надежде, что угонщики одумаются и вернут машину. Они не одумались. Тогда я покинул свой пост у кино и весь остаток ночи просто бродил по улицам.

При этом я старался держаться подальше от родной Прэри-авеню. Если я действительно в прошлом – а я был уверен, что так, – значит, бабушка еще жива и спокойно спит в большой спальне, той, что окнами на улицу, а мою комнату занимает тринадцатилетний подросток, который станет моим отцом. Мне там места не было. Чтобы одолеть искушение, я отправился в дальний северный конец города. Все выглядело совершенно обыденным: я уже говорил, что Хайлесберг – город старый, строительство если и ведется, то на окраинах. Впрочем, мне нет-нет да и попадались пустые участки, которые я помнил застроенными; а проходя мимо дома Дорсетов, где я малышом любил играть с Рэем Дорсетом, я обратил внимание, что дома-то еще нет, только каркас, и даже в темноте видно, какой он свеженький.

Вскоре я наткнулся на вечеринку: все окна освещены, людям весело, они шумят, смеются, женщины повизгивают от восторга. Я даже задержался на противоположной стороне улицы; мимо окон мелькали какие-то фигуры, потом появилась девчонка с гладко зачесанными волосами и с локонами, затейливо прилепленными к щекам. Играл граммофон, лилась музыка – я даже узнал ее, это был «Китайчонок». Музыка доносилась словно издалека и отличалась жестяным привкусом. В общем, казалась непривычной, хоть и не сумею сказать почему. Вдруг она замедлилась, загустела, потеряла высоту – кто-то гикнул, и сразу же высота звука вновь стала нарастать, а темп повышаться; нетрудно было догадаться, что в граммофоне подкрутили пружину. Я двинулся дальше.

К рассвету, когда небо на востоке побелело и листья деревьев зашевелились под ветерком, я оказался на Черри-стрит. Услышал, как в доме на другой стороне открылась дверь, увидел человека в комбинезоне – он пересек двор и скрылся в гараже. И когда взвыл мотор и оттуда выкатился задним ходом кремово-зеленый «Олдсмобил» модели 1956-го, я развернулся, пошел домой и залез в кровать часа на два раньше, чем поднялись предки – утро-то было воскресное.

Про то, что мой «Джордан» пропал, я не обмолвился и словом: как я мог бы это объяснить? Эд Смайли и кое-кто из ребят поинтересовались, куда он делся, ну я и ответил, что продолжаю корпеть над ним у себя в гараже. А родители и вовсе ничего не спросили: они давным-давно привыкли, что я могу возиться с какой-то машиной неделями, а потом вдруг выяснится, что я ее продал или обменял на другую.

Однако сейчас мне нужна была не просто другая машина, мне был нужен – совершенно необходим – «Плейбой», и найти его заново удалось далеко не сразу. Прослышав, что похожее авто есть в Давенпорте, в Айове, я одолжил у Джима Кларка его «Хадсон» и съездил в соседний штат, но это оказался не «Плейбой», а «Джордан» другой марки, к тому же в плачевном состоянии.

Представьте, мне помогла в поисках девушка. В сентябре, когда возобновились занятия, мы познакомились с ней на лекциях по экономике. Выяснилось, что она второкурсница, но почему-то я ее прежде не встречал. По правде говоря, девчонка не из тех, на кого оборачиваются на улице; пожалуй, ее и хорошенькой-то не назовешь. Но когда я поболтал с ней разок-другой, угостил кока-колой, а потом нечаянно натолкнулся на нее в городе, то пришел к выводу, что она очень даже ничего. И с каждым днем она нравилась мне все больше и больше.

Наверное, стоит признаться, что я уже начал присматривать себе жену. Я бегаю за девчонками с шестнадцати лет – это забавно, это волнует, и вообще мне на женское невнимание жаловаться грешно. Только я вроде как отгулял свое и с недавних пор стал ценить в девчонках не мордашку, а ум и душу. Не прошло и двух недель, как я понял, что в эту девушку можно влюбиться, на ней можно жениться, с ней можно обрести счастье. Не буду же я до конца жизни валандаться со старыми машинами; сам сознаю, что это всего лишь хобби, и не рассчитываю, что женщина станет увлеченно разбираться, как действует мотор в ранних моделях фирмы «Мармон». А вот что я ощущаю, глядя на давние автомобили, ей должно быть небезразлично. И Хелен Маккоули – так ее зовут – доказала мне, что ей и впрямь небезразлично. Нет, в самом деле, она понимала, о чем я толкую, без всякого притворства. Если бы притворялась, я бы почувствовал.

Однажды вечером мы с ней собрались пойти потанцевать, но я явился слишком рано, и мы уселись у нее во дворе в шезлонгах, убивая время. Тут я и поведал ей, что позарез хочу старый автомобиль определенной марки и что остальные марки не идут с этой ни в какое сравнение. Довольно ей было узнать, о какой марке речь, как она воскликнула:

– Слушай, мне же отец про этот «Плейбой» все уши прожужжал! Он вон там, в сарае, хотя побит хуже некуда. Папа! – позвала она, поворачиваясь к сидящим на крылечке домашним. – Папа, вот парень, какого ты искал!..

Буду краток. Ее отец спустился к нам, и едва он выяснил, что у меня на уме, мы с Хелен забыли о танцах, на которые собрались. Взамен мы отправились в сарай и сдернули брезент, укрывавший самый настоящий «Джордан Плейбой». Мы любовались им, поглаживали его, сидели в нем, говорили о нем, цитировали посвященные ему рекламные объявления. И так три часа подряд.