Читать книгу "Мистер Капоне - Роберт Дж. Шёнберг"

Продолжение лечения, конечно, не могло привести к полному выздоровлению, но симптомы болезни проявлялись лишь периодически. Капоне с наслаждением прожил пару лет почти в полном порядке, однако после снова потребовался курс интенсивной гипотермии. К 8 января 1940 года доктор Мур посчитал, что лечение может быть и амбулаторным.

С Мэй и Терезой Капоне арендовал дом в Маунт-Вашингтоне, пригороде Балтимора. Соседи в первое время относились к новым жильцам с выраженной настороженностью, но потом смирились. К Капоне часто приезжал брат Джон, который вел свой бизнес в Виланове, штат Пенсильвания.

19 марта 1940 года Мур объявил, что лечение закончено, и семья отправилась в Палм-Айленде на машине, останавливаясь только на еду и сон. Через тридцать часов Капоне вернулся во Флориду.

Похороны Аль Капоне. Кладбище Оливет в Чикаго. 6 февраля 1947 г.

Остаток жизни Капоне был изолирован от внешних раздражителей, вредных для страдающих парезом. Мэй и Сонни жили вместе с ним на Палм-Айленд. Нашлось место для шурина Дэниэла Кафлина и его жены Винни. Дэнни служил бизнес-агентом в Союзе барменов и официантов, но это не мешало ему выполнять и более важную функцию водителя Капоне. Винни была настоящим двигателем всей семьи.

Она держала Вафельную Винни и Маленький клуб Винни, представлявший собой одновременно бар и ресторан, и, по словам одного из деловых партнеров, «делала огромный бизнес днем и ночью». В Палм-Айленде проживала еще одна сестра Мэй, Мюриэль, и ее муж Луи Кларк. Больше постоянных жителей в поместье не было, за исключением рыжего фокстерьера, поднимающего тревогу при приближении незнакомца. Верный Брауни и горничная Роуз жили отдельно.

Тянулись длинные и ленивые дни. Большую часть времени Капоне проводил в пижаме и халате, ловя рыбу с пирса или играя в карты. Порой Кафлин отвозил его попрактиковаться в гольфе. Через несколько месяцев Капоне стал посещать местные ночные клубы, в которых тихо сидел до полуночи за столиками в конце зала. Они с Мэй посещали рестораны; у барной стойки всегда караулил телохранитель. Его почти никто не замечал.

Несколько раз Капоне устраивал на Палм-Айленд скромные вечеринки: напитки, закуски и квартет музыкантов. Один из них отзывался о Капоне как о добром и радушном хозяине, хотя и не особо разговорчивом. На одной из таких вечеринок кто-то рассказал анекдот об итальянце на смертном одре в окружении семьи. Все дети приставали к нему с одним вопросом: «Папа, скажи, где ты спрятал деньги?» Левым указательным пальцем умирающий слабо постучал о первый сустав правого, который несколько раз поднял и опустил. Один из сыновей наклонился и спросил: «Папа, почему ты что-то делаешь со своими пальцами?» Старик собрал последние силы и прохрипел: «Потому что я слишком слаб, чтобы ответить по-другому!», при этом левая рука стукнула по изгибу правой в классическом не самом пристойном жесте «sto cacco».

Капоне зашелся смехом, возможно, представив, что уже давно показывает аналогичный жест федеральным налоговикам, утверждая, что все еще не может найти активы для удовлетворения налоговой задолженности. В первое лето после освобождения федеральный судья постановил, что Капоне должен $265 877 и 71 цент. Следующей зимой правительство хотело вызвать Капоне на беседу об имуществе и платежеспособности, он внезапно оказался «не в состоянии прибыть» на место из-за проблем со здоровьем.

Ральф и адвокат Тейтельбаум представили медицинское свидетельство, подписанное доктором Филлипсом, в офис которого Дэнни Кафлин возил Капоне на лечение. Возможно, опасаясь, что свидетельство доктора Филлипса не заслуживает доверия, Капоне все-таки появился на слушании, задумчивый и серьезный, в полосатом костюме, белом галстуке-бабочке, соломенной шляпе, темных очках, пыхтя сигарой.

Cемейные расходы Капоне составляли около $40 000 в год. Эта сумма возникла в какой-то момент из ниоткуда. Джеймс Беннетт уверял доктора Мура, что у Капоне нет имущества, которое могло бы доказать правительство. О Капоне заботилась созданная им система.

Многолетние связи и знакомства продолжали работать и оказывать влияние. Об этом свидетельствуют воспоминания Нормана Кассоффа, бывшего детектива убойного отдела Майами; а затем операционного директора Центра медицинских экспертиз округа Дейд. Когда ему было семь или восемь лет (приблизительно в 1940–1941 году), родители решили открыть похоронное бюро. Они увязли в бюрократической волоките на несколько месяцев и не могли оформить лицензию. Наконец миссис Кассофф позвонила брату, Чарльзу Жучку Уоркеру, крупному криминальному авторитету в Нью-Йорке. Примерно через два часа миссис Кассофф позвонили и сказали немедленно приехать на Палм-Айленд, 93. Не имея возможности оставить с кем-нибудь ребенка, она взяла с собой Нормана. В его памяти осталось воспоминание, как Капоне встретил их у пирса в халате, пижаме и тапочках. Он предложил кофе, называл мать по имени, хотя раньше никогда с ней не встречался, и заверил, что «займется вопросом лично». На следующий день миссис Кассофф позвонили еще раз и сообщили, что лицензия готова.

Через несколько месяцев Норман и его мать лицом к лицу столкнулись с Капоне, который выходил из модного магазина Пьера в стильном костюме спортивного кроя. Он узнал миссис Кассофф, назвал ее по имени и поинтересовался, решена ли проблема с лицензией. Капоне направлялся в Хайалию и предложил составить ему компанию. Нет? Он наклонился, крепко пожал Норманну руку и был таков.

Примерно в это время объявился старший брат Капоне Джимми Винченцо, сменивший имя на Ричарда Джеймса Харта. Джимми обосновался в крошечном городке Гомере, штат Небраска, с населением четыреста семьдесят семь человек, где какое-то время служил городским маршалом. Его часто называли «Два ствола». Он говорил репортерам, что может сбить крышку с бутылки пива на расстоянии сто футов, стреляя обеими руками. Джимми хвастался, что, проживая в Сиу-Сити, штат Айова, был единственным законом для индейцев от Кер-д’Алене в Айдахо до Калиспелла в Айове. Его рассказы были умилительны и ироничны, хотя некоторые и содержали кусочки правды.

Из Бруклина он направился на запад, где проработал четыре года на ранчо, а потом поступил разнорабочим в цирк. В 1919 году он добрался на попутном грузовике до Гомера, где познакомился с будущей женой Кэтлин Винч, дочерью местного бакалейщика (он принимал участие в спасении семейства Винч во время внезапного наводнения). Он работал маляром и расклейщиком объявлений и учился юриспруденции. Винчам и другим жителям Гомера он рассказывал истории о службе в американских экспедиционных силах (AEF) во Франции в Первой мировой. Три года спустя, будучи шерифом, пресекал продажу алкоголя индейцам, заслужив всеобщую ненависть от Виннебагоса до Омахи.

После переезда в Сиу-Сити он убил индейца в драке, но избежал обвинения, потому что жертва была бутлегером. Однако не избежал мести родственников, и их нападение стоило Джимми глаза (позже он утверждал, что потерял глаз в перестрелке с гангстерами). Следующее обвинение в убийстве требовало его передачи в Кер-д’Ален, но он исчез из поля зрения закона, так и не представ перед судом.