Читать книгу "Обреченные - Эльмира Нетесова"

Волков руками развел:

— Здесь все бессильны… Все мы, по-своему, от собственной глупости страдаем. Ия — в том числе. Эх, Саша, если бы не это — знать бы наперед, что кого ожидает, да не дано, — вздохнул Волков и пошел к реке, глянуть как очищается она ото льда.

Вернулся довольный, потирая руки. И сразу с порога объявил, что завтра к вечеру можно попробовать пройти на лодке в поселок.

— Лед редким стал. Уже больших льдин нет. А значит, таянье снега в верховьях задержалось. Водой сойдет. Но позже.

Пряхина эта уверенность тоже ободрила.

— Может, почта будет и для нас!

Волков глаза отвел в сторону. Закашлялся, словно дымом подавился. И спросил:

— От кого вестей ждешь.

— От своих. Из дома. От коллег. Должны же в конце-кондов со мною разобраться. Достаточно времени прошло.

— Наивный ты, Саш, — оглядел его Волков и продолжил:

— Умный ты мужик. А потому, не обижайся, скажу, как я чувствую ситуацию.

— Интересно, — насторожился Пряхин, понимая, что Волков выдаст не только свое мнение, но и других, кто более знаком с реальностью.

— Тебя никогда не реабилитируют. Напрасно ждешь и надеешься. Кого ссылают, от того избавились навсегда! Пойми наконец эту истину! Тебя даже не помилуют и не амнистируют! Потому что сославшие тебя сюда всю жизнь будут бояться мести! А ведь на их место, даже через годы, придут не со стороны, а их сыновья. Они тоже захотят жить спокойно, без упреков и разоблачений! Они не потерпят рядом реабилитированного! Да и ты уже не сумеешь с ними работать! Это уже давно все взвешено. Кому опасны в своем городе Блохина или Осип? Они на радостях всю жизнь заткнувшись жить будут, чтобы снова в Усолье не загреметь. Да и кто их услышит? Много ли поверят в их байки? А ты — опасен. И Харитон! Вас никогда не выпустят на материк. Потому что есть авторитет и вера! Есть люди, которые захотят выслушать и поверят вам. А кому это надо? Кому спокойно жить надоело? Вот и думай, как тебе дальше быть, на что надеяться, чтоб не впустую! Небаба ты! Потому и сказал голую правду, как я ее вижу, — умолк Волков.

— Да-а, выходи! я тут до конца жизни? — потускнел Пряхин.

— Ну почему ж так сразу? И твой срок не бесконечный. Настанет час. У тебя — десятка через три зимы. Уже вон сколько отмучился. А этот хвост незаметно проскочит.

— Э-э, нет. Ты сказал свое, я понял, что и с концом срока ссылка не закончится. Приморите меня в Усолье навсегда, чтоб не мешал я никому спокойно жить, — вздохнул Пряхин.

— Сейчас не на что надеяться. А когда все закончится, почему бы и нет? — краснел Волков.

— Ты, Михаил Иванович, не просто высказал свое мнение, а проговорился. Поневоле, конечно. Так уж давай до конца, что со мною решено? И не тяни резину, не прикидывайся. Я все понял…

— Да мы с тобой прекрасно поладим. Если тебя реабилитируют, ты остаешься на Камчатке. Работать будешь. Хорошее место подыщем. С заработком. И жилье — хоромы. Лишь бы ты поменьше о своем прошлом говорил. Но, если честно, я не верю в твою реабилитацию. Это уж так, на всякий случай. А вот амнистировать, или помиловать, с перепугу могут. Проглядев кое-что. Под общую струю если попадешь. О том теперь много слухов всяких ходит. И хотя шансов мало, все ж не стоит исключать счастливую случайность. Тогда мы с тобой поговорим, как жить, с кем быть? А пока, давай реально. Поезжай в совхоз. Возьмешь пару поросят, цыплят и пяток кур. Не ставь мне условий насчет ссыльных. Все равно из одного котла едите. Хотя я бы так не смог. Ты о своих детях думай. Глянь, какие они у тебя худые и прозрачные. Им витаминов не хватает. Подкормить надо. Я об этом подумаю. Сам. Ты не ерепенься.

— Не стоит. Уж как-то сами…

— Ишь, сознательный лопух! Я не о тебе, о детях. Они умнее и счастливее нас быть должны. А может, такими как ты станут? Считай, что я их в крестники взял. Обоих сразу! — рассмеялся Волков.

Пряхин воспринял это за пустой разговор. Знал уже не всегда выполнял свои обещания Михаил Иванович.

А на следующий день сам отвез его на противоположный берег и даже не вышел из лодки, тут же вернулся в Усолье.

Ссыльные с того времени стали сторониться Александра.

— Ну, понятно, от собак спас. А зачем у себя дома держал лиходея? Кормил, под одной крышей жил. Иль не мог оставить его в столовой? Или тот в мастерской не переночевал бы два дня? Сколько бед перенесли все мы от зверюги, а он пригрел его, — возмущалась Тонька вслух.

Никто из ссыльных не садился с Сашкой перекурить.

— Мало того, что в доме принял. Еще и за извозчика подрядился! Выслужился! Жопу начальству лизнул.

— Ворон ворону глаз не выбьет… Вот и эти — одной крови. Снюхались! На наших костях! — возмущались ссыльные.

И прорвало терпение Пряхина. Он долго слушал пересуды. А тут взъярился:

— Трепачи! Сплетники гнусные! Да чем вы лучше тех, по чьей милости в ссылке оказались? Такие же негодяи! Просто условий не было, чтоб все дерьмо махрово расцвело. Зато здесь все наружу полезло! Не верю вам, что ни за что сослали! Дай волю, вы и родного брата, отца заложили бы! Иначе, с чего мне кости моете? Семь лет я с вами бок о бок живу! Чем себя опозорил, кому сделал плохо? Почему не спросили ни о чем, а сразу грязью поливаете? Предполагаете? По себе судите? А я при чем? — гремел Пряхин.

— На его руках крови больше, чем воды в Широкой! Ты это знал. Почему принял? Разве нет на его совести слез наших усольцев? Иль у тебя память отшибло? — возмущались мужики.

— Я помню все! И знаю большее! Но суть не в том. Я принял в дом не Волкова! Не власть.

— А кого же? Иль нас за дурных принял? Слепыми считаешь?

— Человек в беде оказался. Пусть подлец, негодяй! Но мы-то разве лучше, если голодая, бедствуя, бросили его на зубы собачьи?

— Они одной породы с ним!

— А мы и псов хуже! На злобу злобой, воспользовались случаем. И сворой на одного. Обрадовались ситуации! Как же? Представился случай свести счеты!

— Какие счеты? Ему позволили в столовой переждать ледоход!

— Облагодетельствовали! А ты сам на голых скамейках забыл, как спится?

— А как мы по его прихоти валялись на бетоне в камерах? На нарах! В «мешке», это ты забыл?

— Продержи вы его в столовой, не знаю, сколько бы из вас за это поплатилось горем. Но верю, даром не прошло б.

— Сознательным стал!

— Я всегда был одинаков! И не признаю сведения счетов в неравных условиях. Это все равно, что здоровый мужик выйдет бороться с немощным стариком. Я для себя такого не пожелаю. Пусть эта участь минует каждого, кто себя считает мужиком! Я уж не говорю о прощеньи и понимании. Я напоминаю ситуацию! Разве мало сами в таком положении оказывались? Зачем же уподобляться? Мы — ссыльные! А не уголовники, чтоб расправляться с тем, кого подкинул случай: