Читать книгу "До рая подать рукой - Дин Кунц"

Его мать являлась светочем надежды и свободы в борьбе, которая охватывала не просто звездные системы, но галактики. Она сталкивалась с убийцами куда более жестокими, чем ложные па и ма на автозаправочной станции с магазином на перекрестке дорог, она принесла свет свободы и такую нужную надежду бессчетному числу душ, она посвятила свою жизнь борьбе с темнотой невежества и ненависти. Кертис больше всего на свете хочет продолжать ее дело и знает, что его шанс на успех – следовать установленным ею правилам и уважать ее мудрость, которая далась потом и кровью.

Одна из наиболее часто повторяемых матерью аксиом гласит: на какой бы ты ни находился планете, какой бы ни была степень развития тамошней цивилизации, ты ничего не добьешься, если откроешь свое инопланетное происхождение. Если местные жители узнают, что ты прилетел с другой планеты, тогда контакт с инопланетянами становится главной сенсацией, и сенсация эта затмевает твои слова, твои идеи, а потому твоя миссия никогда не будет успешной.

«Ты должен приспосабливаться. Ты должен стать частью того мира, который надеешься спасти».

И хотя в конце концов, возможно, наступит время, когда придется открыться, большая часть работы должна выполняться скрытно.

Более того, цивилизация, по спирали скатывающаяся в пропасть, может считать завораживающим это спиральное движение, может стремиться к тому, что ждет в глубинах. Люди часто видят романтику темноты, но не хотят замечать ужаса, который ждет на дне, где темнота гуще всего. Следовательно, они отталкивают руку помощи, с какими благими намерениями ни протягивалась бы эта рука, и, такое случалось, даже убивают своих будущих благодетелей.

В этой работе, по крайней мере в начале, секретность – ключ к успеху.

Поэтому, когда Кэсс, в мерцающем свете свечей, наклоняется над столом и спрашивает Кертиса, пришелец ли он, когда Полли задает тот же вопрос Желтому Боку, когда обе великолепные близняшки в унисон требуют: «Выкладывайте все, Ипы», Кертис встречается взглядом с буравящими его синими глазами одной сестры, потом с буравящими его синими глазами другой, прикладывается к бутылке безалкогольного пива, напоминает себе о мудрости матери, которая отложилась у него в голове не с помощью метода прямой информационной загрузки мозга, а за десять лет каждодневного общения, набирает полную грудь воздуха и отвечает: «Да, я пришелец», а потом рассказывает им всю правду и ничего, кроме правды.

В конце концов, мать учила его, что при возникновении экстраординарной ситуации допустимо и даже целесообразно нарушить любое правило. И она часто говорила, что время от времени ты встречаешься с кем-то настолько особенным, что встреча эта совершенно неожиданно меняет твою жизнь, меняет навсегда и непременно к лучшему.

Гэбби, ночной сторож восстановленного города-призрака в Юте, не стал той силой, которая могла привнести в его жизнь позитивные перемены.

А вот сестры Спелкенфелтер, с их широченным спектром взаимных интересов, с их ненасытной жаждой жизни, с их добрейшими сердцами и безграничной нежностью – те самые волшебные существа, о которых говорила его мать.

Радость, с которой они впитывают в себя его откровения, вызывает восторг у мальчика-сироты. Детский восторг от встречи с чудом в них так силен, что он буквально видит, как сестры выглядели и как вели себя, когда маленькими девочками жили в Индиане. А теперь, пусть и не так, как Желтый Бок, Кастория и Поллуксия тоже становятся ему сестрами.

Глава 57

Может, Престон заигрался в блек джек в маленьком казино Хоторна, а может, нашел отличную смотровую площадку, чтобы изучить великолепную панораму звездного неба, раскинувшегося над пустыней, в надежде засечь инопланетный звездолет, совершающий контрольный облет маленьких, затерявшихся в безлюдных местах городков. А может, он так долго не возвращался с обеда, потому что решил убить какого-нибудь бедолагу с обрубками вместо рук, то есть неспособного вести полноценную жизнь.

Наконец появившись, он принес большие пакеты, из которых распространялись дразнящие ароматы. Сандвичи с мясом, сыром, луком и перчиками, купающимися в майонезе. Контейнеры с картофельным салатом, салатом с макаронами. Рисовый пудинг, ананасный торт.

Для Синсемиллы заботливый муж прихватил сандвич с помидорами и цукини, с фасолевой пастой и горчицей, на белом хлебе, плюс огурчики, посоленные в морской соли, и тофу-пудинг с запахом краба.

Но после долгого дня, проведенного в дороге, наркотиков вынюханных, наркотиков выкуренных, наркотиков съеденных и запитых текилой, бессознательное состояние дорогой маман, к сожалению, не позволило ей принять участие в семейном обеде.

Доблестный Престон доказал, что он не только ученый, но и атлет. Подхватив обмякшее тело жены с пола, он отнес ее в их спальню в конце дома на колесах, где она никому не мозолила глаза. Когда ее уносили, Синсемилла не издала ни звука и подавала не больше признаков жизни, чем, скажем, мешок с цементом.

Доктор Дум какое-то время оставался в их будуаре, но, хотя дверь оставалась открытой, Лайлани не решилась ни на шаг подойти к зловещему порогу, чтобы посмотреть, что творится за ним. Она предположила, что он расстилает кровать, зажигает палочку благовоний с ароматом клубники и киви, раздевает коматозную невесту, готовит сцену для слияния двух тел, до которой не додумалась не столь давно ушедшая от нас дама Барбара Картленд, плодовитый автор романтических историй, пусть и написала она их многие сотни.

Лайлани воспользовалась отсутствием Престона, чтобы разложить диван в гостиной, уже застеленный простынями и одеялом, и заглянуть в пакеты с едой, чтобы взять причитающуюся ей долю самого вкусного. С обедом и романом о злобных свинолюдях из другой реальности она устроилась на разложенном диване, делая вид, что очень увлечена едой и книгой, все для того, чтобы не сидеть за одним столом с псевдоотцом.

Но опасения, что ей придется обедать с Престоном Мэддоком, или Джорданом Бэнксом, возможно, в компании черных свечей и выбеленного солнцем черепа, оказались беспочвенными. Он открыл бутылку «Гиннесса» и уселся в столовой в гордом одиночестве, не пригласив ее присоединиться к нему.

Сидел лицом к ней, примерно в двенадцати футах.

Спасибо периферийному зрению, Лайлани знала, что время от времени он смотрел на нее, возможно, и подолгу, но при этом не произнес ни единого слова. Собственно, он не говорил с ней после ленча в кафетерии к западу от Вегаса. Поскольку она открыто заявила, что он убил ее брата, доктор Дум дулся.

Казалось бы, маньяки-убийцы по определению не могли быть тонкокожими. Учитывая их преступления против других человеческих существ, против человечества вообще, они не могли не ожидать, что это самое человечество воспримет их мотивы как спорные и даже оскорбительные. Но за годы, проведенные с Престоном, Лайлани на собственном опыте убедилась, что чувства у маньяков-убийц очень нежные, а сами они даже более ранимы, чем девушки в период полового созревания. Она кожей ощущала изливающуюся из него обиду за проявленную к нему несправедливость.