Читать книгу "Иди на мой голос - Эл Ригби"

Джил быстро нацепила на лицо плотную защитную маску, так же быстро вынула из кармана предмет, похожий на маленькую бомбу. Вторая бомба, уже настоящая, ждала своего часа на поясе, а эта…

«Главное – швырнуть подальше».

Облако газа поползло по помещению. Джил бросилась на дно лодки, не церемонясь с собственными коленями и локтями, ощущая тупую боль от падения. Там, снаружи, еще бежали, но она была спокойна: не добегут.

Мысленно она считала до семи. Газ уже проверяли, правда, пока только на крупных псах; ни в одном сражении Генеральный Штаб еще не решался использовать это оружие. Зато для нее… преступники, собаки, – разница была невелика. На пятерке тишина наполнилась хрипами и кашлем. На семи Джил выпрямилась. Сипаи лежали неподвижно. У двоих пошла горлом кровь.

Облако продолжало расползаться в сторону противоположной стены. Джил знала: осталось ровно три с половиной минуты, чтобы в топке стало достаточно жарко. Можно было потянуть четыре, если вдруг уголь не займется; четвертая минута была страховочной. Но после пятой облако доберется до этого уголка верфи, и она, Джил, тоже будет выхаркивать легкие. И в любую секунду кто-то из внешних часовых может заглянуть в помещение. Тогда придется стрелять, поднимать шум.

Она просчитывала, а руки давно чиркнули спичкой и зажгли огонь. На ладонях остались следы угля. Она не сомневалась: все пройдет ровно. Особый агент Третьего Отделения Собственной, Его Императорского Величества, Канцелярии[59] Юлия Репнина вовсе не верила ни в какую свою неудачливость, о которой с такой грустью говорила Дину Соммерсу. Совсем наоборот, она всегда была чертовски везучей.

Сцена вторая

Он напряженно, до боли в глазах, вглядывался в силуэты за окном и ничего не понимал. Он просто привез сумасшедшую сюда и не мог уйти, потому что, прежде чем они отправились в этот полет, она прострелила ему ногу. Рана была аккуратно обеззаражена и перебинтована: Фелисия Сальери не хотела неприятностей, которые вызвала бы преждевременная потеря сознания. Но движения причиняли боль. Джеймс Сальваторе стоял, впиваясь в штурвал и следя за тем, как гудит двигатель. Иногда он с усилием наклонялся и подбрасывал в носовую топку угля – скорее, просто чтобы убедиться, что еще жив.

Он с первой минуты ждал стрельбы и криков. Он слишком хорошо знал, что это за здание, чтобы питать иллюзии о цели появления здесь смертоносной железной махины. Но вместо шума на него обрушилась давящая тишина. Леди словно сгинула. В окне, которое частично просматривалось с мостика, двигались две тени. Точнее, они перестали двигаться, стояли и, видимо, говорили. Сальваторе нахмурился, прищурил глаза…

– Отец?

Он медленно обернулся; он даже не слышал шагов за спиной. Теперь Артур и два полицейских пристально, настороженно смотрели на него. Сын подошел первым, ничего более не говоря. Само его появление здесь было таким немыслимым, что у конструктора не нашлось сил удивляться, радоваться, тревожиться – чувствовать. Он лишь тускло сказал:

– Здесь небезопасно. Вам лучше уйти.

– Только с вами сэр. – Теперь подошли и полицейские. – Нужно спешить. Вы можете…

– Не могу. – Он указал на свою ногу.

– Мы поможем.

У сына были такие же карие глаза, как у него. За прошедшие несколько лет он еще сильнее похудел и отрастил волосы, во взгляде застыло странное, тоскливое выражение. Вина. Она была даже сейчас, за словами:

– Обопрись на мое плечо.

И все же это был Артур. Его Артур. Джеймс Сальваторе кивнул и улыбнулся, выпуская осточертевший железный штурвал.

Сцена третья

Сердце учащенно стучало. Лоррейн жалела лишь об одном – что не может видеть лица Фелис; почти все время та стояла спиной. На лице Кристофа эмоции менялись, будто кто-то крутил и крутил бесконечную шарманку отчаяния и надежды.

Замерли фигурки в шкатулке. В обманчивые секунды, утопленные в искусственной тишине, Лоррейн показалось, что она слышит перелистывание страниц и голос – не Кристофа и не Фелис, а другой: глубокий, далекий. Но тот голос быстро заглушил близкий – режущий, холодный:

– Семь минут. – Падальщик разглядывал свои часы.

– Не веришь?

Она ожидала кивка, но он покачал головой.

– Не знаю.

В кабинете Кристоф Моцарт опустил дневник на стол и закрыл шкатулку. Там же, на деревянной поверхности, лежало письмо, там же – обручальное кольцо. Лоррейн видела лишь золотой обод и камень, вроде бы красный. Фелисия стояла сейчас так, что виднелась чистая, не тронутая ожогами сторона ее лица.

– Пора. Кэб внизу.

– Подожди.

Кристоф опять заговорил. Фелисия подошла ближе и ответила, наклонилась. Это было так странно: теперь она ведь стала на две головы выше его. Но ее лицо…

– Идем, Лори.

…Лицо Фелисии было точно таким же, как…

– Идем!

Пальцы сжали запястье. Она попыталась освободиться, и Падальщик поволок ее за собой, как учитель упирающуюся ученицу. Бинокль упал. Окуляры пошли трещинами.

– Нельсон, тварь…

Он не ответил. И она пошла молча.

Через две минуты кэб мчался от углового дома по Даунинг-стрит к набережной. Туда же стекались все основные полицейские силы, задействованные в операции. Лоррейн так и не увидела. А Томас Эгельманн, находившийся в соседней комнате того же пустого министерского корпуса, – видел.

Сцена четвертая

Экипаж с сыщиками тронулся. Эгельманн снова посмотрел в бинокль. Оставалось три минуты, Кристоф Моцарт об этом знал.

– Ну говори же… – пробормотал начальник полиции. – Давай…

Томас Эгельманн не разбирался в чувствах. Он не имел понятия, что сейчас в душе и на уме Фелисии Сальери. Он лишь видел: она пока не стреляет, слушает слова, которые говорит ей вихрастый мальчишка, ухитрившийся обвести вокруг пальца британскую полицию и разведку. Гениальный мальчишка, которому он вчера подписал приговор.

Кристоф замолчал и поднял руку к ее лицу. Она подалась ближе. Наклонилась… За осколками стекла начальник Скотланд-Ярда видел, как близко друг от друга две фигуры, как нелепо они выглядят рядом.

Фелисия Сальери – сейчас, когда исчезла из поля зрения изуродованная половина лица, – казалась прекрасной, как дикая роза. Томас любил таких женщин: темноволосых и темноглазых, с грациозными движениями и изящными, но не хрупкими телами. Да, она была идеальной преступницей. Как долго, как виртуозно играла с этим городом. Шаг за шагом вела его дальше от мира, ближе к кошмару. Жаль, что скоро…