Читать книгу "Дитя Всех святых. Цикламор - Жан-Франсуа Намьяс"

Темнота положила конец его пытке. Запахи и пение птиц остались, но они причиняли гораздо меньше боли. Анн подождал, пока успокоился достаточно, и повернулся к своему спутнику:

– Веди меня, Мышонок. Берегом озера. Скоро заметишь замок.

Мышонок молча повиновался и вскоре объявил ему, что они уже перед подъемным мостом. Анн снова почувствовал, как силы оставляют его. Если он предстанет перед хозяином в таком виде, ему придется рассказать все, а для этого у него недоставало мужества. Значит, снять повязку? Нет, поступить так он тоже не мог.

Он опять прибегнул к помощи Мышонка. Попросил его пойти к сиру д'Орте, объявить о прибытии сира де Вивре – и все объяснить… Мальчик согласился, и Анн остался один. Спешившись, взял Безотрадного под уздцы и стал ждать.

Ожидая во мраке, Анн вспомнил те оба раза, когда завязывал себе глаза. Он не отгонял эти воспоминания: они были слишком дороги ему.

Он вновь увидел, как вжимается в скалу спиной к пропасти, обливаясь потом, как пробирается на дрожащих ногах за своей спутницей, которая, оторвав полосу от своего платья, подбадривает его спокойным голосом. Должно быть, именно в тот миг у него и появилось предчувствие, что она – вовсе не Альенора, английская шпионка, но существо из его грез, Теодора…

А потом, через несколько месяцев, – Иерусалим! Он кружит по Масличной горе с колотящимся сердцем, трепеща при мысли о том, что скоро должен будет прозываться «Анн Камень» или «Анн Червяк»… Воздух был почти таким же теплым, как сегодня, и запахи почти те же…

– Signor Анн Иерусалимский!

То, что Анн не видел сеньора д'Орту, сделало его присутствие еще более ощутимым. Молодой человек живо представил себе тонкое лицо, обрамленное седеющими волосами.

Голос хозяина звучал растроганно и чуть дрожал:

– Простите меня, я хотел сказать – «синьор де Вивре». Это привычка.

Анн повернулся на голос. Невольно напрягся и вздрогнул.

– Я стал Вивре благодаря вам… и не только благодаря вашей щедрости. Вы поклялись мне, что я верну свое имя: это и позволило мне сохранить надежду до конца.

В ответ Анн получил лишь несколько смущенных слов. Волнение явно мешало Виргилио говорить.

Поэтому молодой человек продолжил:

– Что я могу дать вам взамен? Никакой дар не вместит в себя всю мою благодарность. Так что я решил просто сказать вам спасибо. Спасибо, signor д'Орта. Будьте уверены в моей вечной признательности.

Он почувствовал на своем плече руку итальянского синьора.

– Вы вернулись сюда, несмотря на войну, что идет в вашей стране, и боль, которую причиняют вам давние воспоминания. Что же большее могли бы вы дать мне?

Оба, пожилой и молодой, один с завязанными глазами, другой с увлажнившимися, на миг застыли. Потом Виргилио д'Орта увлек гостя за собой.

– Идемте, amico mio… [26]

Запах парадного зала обрушился на Анна как пощечина. Снаружи все сливалось в едином благоухании, здесь же ему показалось, что он обоняет каждый предмет в отдельности: стены, бесчисленные статуи, стол из зеленого мрамора, на котором они ужинали в первый вечер. Это было еще ужаснее, чем если бы он имел возможность видеть.

– Не угодно ли присесть и подкрепиться, синьор де Вивре?

– С вашего позволения, я предпочел бы пойти в библиотеку…

Дверь за ними закрылась. Анн снял, наконец, повязку с глаз. Стопки книг, свитки рукописей – все осталось таким, как прежде. У Анна складывалось впечатление, что после долгого, утомительного плавания он добрался, наконец, до острова. Ибо здесь, в этом месте, где Теодора никогда не бывала, воспоминаний о ней можно было не опасаться.

Виргилио д'Орта улыбнулся ему. Им снова было хорошо в своей вотчине, где они провели вместе столько времени.

– А как же солдаты, синьор де Вивре? Вам их много попалось по дороге? Как подумаю обо всех опасностях, которым вы подвергли себя ради моей особы!

– Мы никого не встречали.

– Вам повезло, потому что война здесь все еще продолжается. Не так долго, как ваша, но все-таки!..

Виргилио д'Орта объяснил, что его сюзерен, Филиппо Мария Висконти, по-прежнему борется с коалицией Савойи, Флоренции и Венеции. И дела Висконти были даже довольно плохи…

Затем он спросил:

– Вы проведете в моем обществе какое-то время?

– Увы, нет. Я бы предпочел уехать завтра же.

– Так скоро?

– Путь сюда был долог. Обратный будет не короче, а меня призывает долг. К тому же я не один, а со спутником. Ему нелегко было решиться последовать за мной. Я не могу заставить его ждать…

– В таком случае, не будем терять бесценного времени. Полюбуйтесь-ка на мои новые рукописи.

Виргилио принес целую кипу пергаментов, и они, не сговариваясь, сразу же начали переводить их, словно оставили эту работу только вчера. Обменивались впечатлениями, мыслями. Пылко спорили часами напролет.

И даже не заметили, как пролетела ночь. Увидев, что окна библиотеки осветились солнцем, Анн взялся за свою серую повязку.

– Что вы делаете?

– Мне надо ехать.

– Знаю. Но эта повязка… это необходимо?

– Я не в состоянии снова видеть эти места. Это выше моих сил. Мой товарищ должен был объяснить вам.

– Он что-то там сказал… Погодите немного. У меня есть для вас кое-что.

Итальянский синьор вышел и вскоре вернулся, держа в руках невероятную драгоценность.

Это была диадема тончайшей работы из узорного серебра. Каждый из ее зубцов увенчивала белая жемчужина, а та, что посредине, была черной.

– Этот убор был на моей супруге в день нашей свадьбы.

– Никогда не видел ничего прекраснее.

– Юноша сказал, что вашу будущую жену зовут Дианой, верно?

– Да, но я не понимаю…

– Черное и белое – цвета Дианы. Эта вещь прекрасно подойдет и для ее свадьбы.

Анн вздрогнул и попятился назад, словно в испуге перед подобным чудом.

– Она же неслыханной ценности! Я никогда не осмелюсь принять такой дар!

– Разве я сказал, что дарю ее вам? Я ее продаю.

– Вы смеетесь надо мной, сир д'Орта! Разве у меня найдется чем заплатить?

– Тем, что вы носите на шее, синьор де Вивре. Этой серой повязкой. Она и есть цена венца Дианы.

– Сир д'Орта…

– Именно здесь, господин де Вивре, где вы приобрели самые прекрасные воспоминания, вы должны расстаться с ними. Иначе они помешают вам жить дальше. Понимаете?

Анн был ошеломлен.