Читать книгу "Страна коров - Эдриан Джоунз Пирсон"

– Вам не кажется, что вы едете слишком быстро? – спросил Рауль. – Особенно по такой погоде?

– Да, я действительно думаю, что еду немного быстро. Конечно же, я еду быстро. В этом и смысл, Рауль! Я гоню на предельных скоростях, потому что хочу добраться до города как можно результативнее. Если мы приедем в больницу пораньше, у нас будет время навестить Уилла и все равно успеть к завтрашним аккредитационным мероприятиям. А если мы успеем вовремя вернуться, мне, возможно, хватит времени немного поспать перед рождественской вечеринкой…

– Вечеринка начинается в шесть, верно?

– Да. А это означает, что мы можем навестить Уилла с утра и все равно успеть вернуться в Коровий Мык к двум на несколько часов сна перед тем, как направиться в кафетерий на вечеринку. Именно потому я и еду так быстро. От этого зависит судьба нашего учебного заведения. От этого зависит само мое наследие.

– Это достойная цель, – сказал Рауль, – хотя на самом деле она, скорее, задача. Но вы б не могли все равно чуточку сбросить скорость? Прошу вас!

Я слегка убрал ногу с педали газа. Игла немного отступила, затем твердо упокоилась на семидесяти пяти.

– Спасибо, – сказал Рауль. – Так для моих нервов гораздо лучше…

Далее я ехал через еще более плотный дождь, а Рауль и Бесси соответственно молчали среди хлещущих капель. Наконец Рауль показал сквозь ветровое стекло.

– Эй, Бесси, вы только гляньте!..

Бесси соблаговолила, но ничего не увидела.

– На что? – спросила она. – Я вижу один дождь.

– Именно. Влага до сих пор поступает!

– И?

– Ну, она противоречит вашей мысли, что все приходящее так же должно уйти. Дождь по-прежнему идет, как все остальное в этом мире, что остается и пребывает вечно. Как вода. И тьма. И основные законы математики.

– Нет, Рауль, в этом мире нет ничего такого, что остается навсегда. Ни солнце. Ни луна. Ни возлюбленный. Ни родитель. Все со временем подходит к концу. День и ночь. Люди, которых мы любим. Капризы человека. Плотины. Множество наций мира. Все они в какой-то момент должны подойти к концу.

– Но не наша же нация! – сказал Рауль, подаваясь вперед, чтобы еще сильней подчеркнуть свою мысль. – Наша останется и пребудет всегда!

– И ваши доказательства этому каковы?

– Доказательства вокруг вас. Только посмотрите. Что вы видите?

– Дождь.

– И?

– Нескончаемую темноту.

– Верно, вы это видите, потому что сейчас ночь. Но днем вы бы увидели пурпурные горы. И деревья в плодах. Флаг с тринадцатью полосами и сорока семью звездами. Мильные столбы. Дихотомии. Серебристого гольца. Особые мнения. Они все равно существуют – все они. Существование – лучший довод самого себя. Наша страна существует потому, что она продолжала существовать во множестве таинственных раздоров коллективной памяти. А это значит, что она и дальше существовать будет вечно!..

– Как ныне идущий дождь?

– Точно!

– Этот дождь, – примирительно сказал я, – вне всяких сомнений идет. И наша великая страна, конечно, существует наверняка. Такое неопровержимо. Но что касается других предположений, каковые выразили вы оба, что ж, я полагаю, нам просто придется пожить и увидеть, верно?

Бесси пожала плечами и самую малость скользнула поближе ко мне. Рауль не сказал ничего.

Перед нами дождь шел с прежней силой. Среди тьмы бесконечной ночи казалось, что падать он будет вечно.

* * *

Под рокот машины сквозь темноту мы втроем заговаривали остававшееся расстояние. Между окраиной Коровьего Мыка и обещаньем города впереди мы отыскивали слова для выражения великих вопросов дня, а потом, когда они полностью себя исчерпывали, – еще более великих вопросов этой ночи. И чем дальше мы отъезжали от Разъезда Коровий Мык, фокус нашей дискуссии сдвигался вместе с нами: от особенностей визита аккредитационной комиссии и грядущей рождественской вечеринки – к дождю, что ныне тяжко падал нам на ветровое стекло. От засухи к темноте. От дневного света к растворению. Без промедленья говорили мы о времени и влаге, о тьме и о любви – и о том, как такие вещи сходятся вместе и производят весь смысл в нашем мире: то, что остается и пребывает вечно.

– Тьма, добавленная ко времени, – провозгласил Рауль, – производит вечность. Точно так же, как влага средь темноты внушает надежду.

– Любовь, возведенная в степень времени, равняется тьме в квадрате, – прибавила Бесси. – Покуда среднее любви и влаги больше их эквивалента для тьмы и времени.

На все это я кивал.

– С каждым из вас я согласен в принципе, – сказал я. – Хотя в моем случае все несколько не так математично – скорее уж парадоксально, если угодно. Без времени нельзя переживать любовь. Без любви нельзя достичь влаги. Без влаги нельзя полюбить тьму. А без тьмы – без чистой ночи, что следует за еще более чистым днем, – нельзя познать время. Таков нерушимый цикл воплощенья. Мы же, кажется, утратили нашу с ним связь. Похоже, мы где-то по пути потеряли азимут…

– Как мы втроем сегодня ночью…

– В этой машине…

– Окруженные тьмой…

– Мчась по пустому шоссе к городу, которого, быть может, и не существует…

– К больнице в нашем собственном воображении…

– В штате, чье название ни разу не приводится…

– Нет! – возмутился я. – Все это совсем неправда! Ничего мы не потерялись! Мы лишь медленно, но бесспорно путешествуем к точке назначения, которая нам неизвестна!

– Это одно и то же, Чарли. Да и как бы там ни было, уже слишком поздно. Тучи темны. Небо черно. Дождь еще льет. Но мы вас, кажется, перебили. Вы же говорили что-то о человечестве, сбившемся с пути?..

– Точно. В общем, как я говорил… все это требует всего другого. Но мы от таких вещей отошли.

– Мы?

– Да, мы. Однако не все так потеряно, как кажется. Все не потеряно, потому что по-прежнему возможно свести все это воедино. Видите ли, чтобы получить одно, вам нужно иметь все остальное. Ибо без одного у вас не получится иметь вообще ничего. И потому, быть может, это и есть великий математический анализ жизни? Возможно, именно это откровение бежало нас в нашем неумолимом стремленье сеять семена будущих цивилизаций?

Машина неслась вперед. Когда мы перевалили в нашей поездке за три четверти пути, времени было чуть за половину второго ночи и мы уже истощили все дорожные разговоры и рождественские гимны, и каждый из нас начал замечать в других красноречивые свидетельства усталости.

– Как у вас там, Чарли? – спросил Рауль. Он подался вперед, чтобы из-за Бесси пристально посмотреть на меня. – Дайте мне знать, если захотите, чтобы я немного порулил.

– У меня прекрасно, Рауль.